— Чо встал, подь ближе! — изрекло экстравагантное создание, замахав толстыми ручками с пухленькими холеными пальчиками. — Мне с тобой болтать‑то особо некогда, так что время, служивый, свое не тяни. Подь сюды, говорю, разговорчик имеется!
Лачек на миг опешил. Арестанту показалось, что вдобавок к своим злоключениям, он еще и когда‑то успел сойти с ума. «Являются же кому‑то черти, но почему меня так сильно обделили, почему мне достался бесенок без рогов и хвоста?!»
— Не хлопай, не хлопай глазищами, служивый, а за халат с тапчонками извиняй! Хвороба старая прихватила, умучила меня совсем, бедолагу, — щебетал старик, дотянувшись короткой ручонкой до штанины майора и упорно подтягивая его к себе.
— А ты, то есть вы, кто? — наконец‑то произнес обескураженный Лачек, садясь в глубокое кресло без ручек напротив лежака.
— Я кто, я кто?! — негодуя, заверещал старик, тыкая в волосатую грудь сморщенной сосиской указательного пальца. — Я твой спаситель, я твой второй шанс, а вообще‑то я начальник смежного ведомства. — Крикливый старичок внезапно утих и уставился на Палиона маленькими бусинками умных глаз. — Ты о контрразведке, сынок, что‑нибудь слышал, или так в диверсионных пакостях погряз, что до другого и дела не 5ыло?
— Слышал, — кивнул Палион.
— Ну, так вот я из тех, кто твоих коллег — шкодников ловит и гадости ими учиненные того, ну, то есть устранить пытается.
— Допустим, но какое я… — договорить бывший майор не успел, ладонь старика легла на его запястье и неожиданно сжала его так сильно, что у Лачека потемнело в глазах.
— Допускать или не допускать здесь могу только я. Ты не в том положении, дружок, так что навостри ушки и не перебивай. Буду спрашивать, отвечай, а так, слушай и запоминай!
Старичок замолчал и вдруг резко, как резиновый мячик, отпружинив от пола, поднялся на ноги. Дырявые шлепанцы разлетелись в разные стороны, и один из главных контрразведчиков Галактического Союза заходил кругами, громко шлепая по полу босыми ступнями.
— В том, что случилось на Лареке, твоей вины нет, — наконец‑то изрек старик. — Ни один из штабных мерзавцев тебе и слова сказать не посмел бы, если бы ты не отклонился от инструкции и воспользовался блокирующим кодом. Но, с другой стороны, тебя в этом случае сейчас бы здесь наверняка не было, ты был бы мертв, твое изуродованное тело пошло бы на корм диким и ужасно слюнявым финерианским кошкам… впрочем, по мне их хозяева столь же омерзительны…
— Спасибо за понимание, сэр… и сочувствие, — смог лишь произнести Палион, шокированный манерой общения старика.
— Терпеть не могу, терпеть не могу тупых солдафонов и их ужасных, твердолобых манер! «Да, сэр! Так точно, сэр! Будет исполнено, сэр!», — изощрялся кривляньями и визгами низенький старичок, измудрившийся развернуться так удачно, что одним взмахом пол халата сбил с камина вазу и опрокинул горшок с любимым цветком генерала.
— Ты же не тупой солдафон, Палион, ты же разведчик, существо мыслящее, сопоставляющее, проводящее аналогии и анализирующее. Неужели ты думаешь, что я похож на твоего бывшего шефа, генерала, у которого извилины в голове уже давно мохом поросли. Не смей, слышишь, никогда, ни при каких обстоятельствах, не смей называть меня «сэром»! — Старик склонился над неподвижно застывшем в кресле майором и грозно затряс у него перед лицом указательным пальцем.
— Слушаюсь, с… — Палион вспомнил о запрете и вовремя осекся, — но я не знаю, как мне вас называть.
— Я тоже не знаю, — хмыкнул озадаченный старичок. — Можешь Дедулей, Дедушкой. А что, мне кажется, очень мило: тепло, душевно, по — домашнему и в то же время уважительно. Все, решено, позывной «Дедуля» утвержден окончательно и бесповоротно.
«Это конец, это видение, это не может быть правдой! Это безумный, наркотический сон, вызванный растекающимися по крови токсинами. Меня приговорили к смерти и ввели в вену яд, я умираю, а этот бред всего лишь предсмертная игра моего воображения. Мой мозг разлагается и выстраивает напоследок причудливые комбинации из когда‑то видимых мной хотя бы мельком объектов. Всевышний, если ты есть, за что ты сыграл со мной дурную шутку?! Почему мне явился этот омерзительный старикашка, эта страшенная, сморщенная образина, а не пышногрудая, крутобедрая красавица с пухленькими губками и длинными — предлинными волосами?!»