«Средневековье — эпоха страха. Людям мерещится всякая всячина, а Церковь, поддакивая дуракам, укрепляет свои позиции… Учебник древней истории пятой ступени», — отметил про себя разведчик, не забывавший поддакивать и кивать головой брызгающим в азарте слюной пьяным рассказчикам, фантазии которых становились все более изощренными и кровавыми по мере нарастания дармового градуса.
Посмеявшись в душе над суеверными страхами средневековых простачков, Палион решил не терять времени и выехать из города в ночь, тем более что спать на одной кровати с тараканами, вшами и прочей гостиничной живностью он еще
не был морально готов. Городская стража была весьма удивлена необычным желанием заезжего самоубийцы, но за десять синдоров (стандартная ставка подкупа мелких должностных лиц) охотно пошла на нарушение приказа коменданта гарнизона и открыла перед сонной мордой престарелой кобылы скрипучие городские ворота.
Встающих из могил мертвецов, крылатых кровососов и прочих жутких созданий ночной скиталец на дороге так и не приметил, зато почти сразу за воротами ему встретилась небольшая группка давно не мытых разбойников. Пятеро бродяг с самодельными кистенями и охотничьими луками позарились на его полудохлую клячу, тощий скарб и оставшиеся в мешке пятьдесят синдоров. Лачеку ничего не оставалось, как отстоять свою собственность, а заодно и оправдать гнусное прозвище Палач, благо, что холодное оружие за много веков почти не изменилось, а в академии планетарной разведки его научили сносно владеть всем, что хоть немного колет и режет, включая пластиковую зубочистку и щербатую оловянную вилку.
Вынужденная процедура защиты имущества не была утомительной и заняла не более пяти минут. Еще четверть часа Палион потратил, чтобы методично развесить на деревьях вдоль дороги трупы бродяг, за неимением под рукой веревок использовались кожаные пояса. Сначала он хотел закопать тела, но, вспомнив инструкции, решил поступить, как настоящий лиотонец, чтящий закон и уважающий нелегкий труд стражников и ополченцев.
К утру потерявшая подкову кобыла все‑таки доковыляла до «Бобровых Горок», последнего населенного пункта на его маршруте. Кузнец нашелся сразу. Наковальня и печь стояли прямо возле дороги, прикрытые от дождей лишь деревянным навесом. Лачеку уже почудилось, что ему вдруг снова улыбнулась удача, но мелкие пакостные трудности не заставили себя долго ждать. Жители странно разговаривали с ним: предлагали за умеренную плату еду, постель и даже ночные забавы пикантного свойства, но на любой вопрос, выходящий за рамки этих тем, отвечали одно и тоже: «Иди к старосте или в трактир!», притом с интонацией: «Да пошел ты куда подальше!» Имея богатый опыт общения с начальством, мнимый наемник избрал путь попроще, тем более что в старом деревенском амбаре возле церквушки можно было и отоспаться и перекусить.
Несмотря на неказистость посуды и сомнительную чистоту липучего стола, над которым кружилась не одна эскадрилья ожиревших мух, Лачек остался доволен ранним обедом. Стряпня местной кухарки казалась божественной, по сравнению с переработанными отбросами — консервантами, которыми ему обычно приходилось набивать неприхотливый, привычный к фабричной пище желудок. Даже теплое пиво из бочонка под трактирщиком показалось цивилизованному человеку необычайно вкусным.
Воспользовавшись тем, что в питейном амбаре днем абсолютно никого не было, кроме хозяина и прислуги, отказавшихся отвечать на его вопросы, Лачек несколько часов вздремнул. Впервые за долгое время сон был сладок и не прерывался кошмарами. Майору грезились прекрасные пейзажи не затронутой промышленным хаосом природы и свободные вариации на тему когда‑то прочитанных им рыцарских романов, в которых он, конечно же, был прекрасным принцем на белом коне; могучим варваром — воином, борющимся в одиночку против многочисленных орд иноземных захватчиков; или восточным султаном, пожиравшим мисками шербет и тонущим в назойливых ласках персонального гарема. Одним словом, проснулся разведчик только к вечеру и в весьма благодушном настроении.
Крестьян в амбаре уже собралось около дюжины, но выслушать предложение о походе в лес никто не хотел. Палион как древний оратор источал красноречие, как опытный психолог пытался оболванить деревенских дурней, но все было без толку. Страх перед лесной чащей, в которой наверняка не водилось никого страшнее енотов и барсуков, был настолько силен, что напрочь отбил у крестьян охоту к легкой наживе. Найти провожатого не удалось ни за двадцать, ни за тридцать, ни, даже за сорок синдоров, а больше предложить Палион уже не мог. Поначалу увесистый мешок — кошелек заметно отощал уже к концу второго дня.