Лицо потомственной Кафу затряслось в страхе, пуще прежнего взорвалась слезами кланявшаяся мне в ноги черноволосая, по чьему мычанию я мог понять лишь одно: она просила пощады для этой девушки.
— Вытащи ей кляп… — Кинул я солдату, глядя на то, как пышногрудая дроу, прижимаясь лицом к моему сапогу, пытается что-то произнести.
— Прошу, господин, я могу всё! Убивать, ублажать, готовить, служить, я сделаю для вас то, что даже и представить себе не могут ваши человеческие женщины…
— Тебе стоило предложить мне это раньше, — холодно, пытаясь напугать гипнотизирующую меня своим телом женщину, проговорил я. Позволить себя обмануть столь льстивыми словами значило забыть о всех тех смертях, что эти Дроу принесли на мои земли. В планах моих было кое-что другое. Мне требовалась компенсация и сейчас я приблизительно знал, как ту заполучить.
— Эту ушастую помыть и ко мне в покои, — тыкнул пальцем в Кафу я, и при виде вновь готовой разразиться словесным поносом её защитницы, добавил: — если хоть пинешь без моего дозволения, я прикажу скормить тебе сердца твоих подруг, а после и твоей же госпожи, поняла меня?
Лицо Дроу полыхало ненавистью, её трясло от страха и злобы за свою Кафу, что обернувшись к той, с натяжкой улыбнулась и на эльфийском что-то произнесла. Длинноволосая умолкла, дрожь по телу женщины прошла и та, уткнувшись лбом в землю, утихла. Её смиренное поведение, тембр голоса — всё казалось настолько показушным, что даже резко изменившееся поведение ещё недавно больной Кафу казалось чем-то обыденным. Мне повезло, сильно. Моя догадка оправдалась, и теперь я имел первоклассного и весьма ценного раба, вместе с настоящей командой, готовой той служить. Осталось только понять, как по выгодней использовать Дроу и её «молочных» подруг.
Тёмную эльфийку ко мне привели под самый рассвет. Гвиний знал как преподносить мне женщин. Смуглая девушка в белом, чуть ли не свадебном и очень откровенном наряде выглядела просто сногсшибательно. Глядя на такую красоту, приправленную злобным и покорным взглядом, так и хотелось сначала сделать своё грязное дело, а уже после вести с той переговоры, вот только деньги и выгода всегда для меня были превыше всего. По крайней мере в прошлой жизни… В играх… И когда вопрос не касался женщин…
— Сука… — Понимая, что из-за просвечивавшегося женского платья не могу настроиться на рабочий лад, выругался я, и та, восприняв это как команду, вслед за захлопнувшимися дверями принялась раздеваться. В первую очередь на землю упало платье, едва скрывавшие женские бёдра, после некое подобие блузки, полностью оголившее смуглое тело, без единого синяка и шрама. Изящная и нетронутая, сейчас она полностью отличалась от своих сестёр, и лишь одно объединяло некогда знатную Кафу с её сёстрами — магическое клеймо, начертанное Гвинием на относительно небольшой женской груди.
Глядя на меня, женщина высокомерно фыркнула, презрению ко мне в этих карих, тёмных глазах не было предела. Не произнося и слова, виляя своим сочным задом, та продифилировала к моей кровати, а после, упав на простыни, повернулась задницей и небрежно обронила: — Не заставляй меня ждать больше положенного…
Видок, конечно, сзади открывался весьма симпатичный и респектабельный. Подтянутая попка, изящная кисть, смущённо прикрывавшая точно такой же как и у моих рабынь вареник, и эта неловкая, затягивавшаяся пауза, забавлявшая меня всё больше и больше… В такой ситуации я просто не мог не попытаться пошутить.
— У женщин Дроу принято приветствовать гостей широко раздвинутыми ногами или что? Вы, Кафу, весьма прелестны, когда молчите, но будьте любезны, прикройтесь или если вам так не терпится я могу позвать кого-то из своих солдат, возможно они удовлетворят ваши пожелания…
Будь у темной сейчас под рукой нож, она не щадя жизни точно бы кинулась на меня. Её со скрипом повернувшаяся в мою сторону шея, а после сжавшееся и поспешившее спрятаться под одеялом тело так и говорило: «Какого чёрта ты несёшь, сукин сын»?! Именно такой реакции я и ждал.