Положение казалось безвыходным, из груди Субару вырвался тяжкий вздох.
— Если тебе больше нечего сказать, я ухожу, — сказала Бетти, положив ладонь на ручку своей Блуждающей двери. — Передам Пакки, что мы обо всём поговорили, мнится мне,
— Подожди! — окликнул её Субару. Беатрис недовольно оглянулась. — Ты ведь сожалеешь о том, что нехорошо со мной поступила?
Он не был уверен, что план сработает, но всё же рискнул.
Барабаня пальцами по постели, он повторил вопрос:
— Ведь сожалеешь? Отвечай: да или нет?
— Не сожалею, — отрезала Бетти.
— Тогда я нажалуюсь Паку.
— Ну... Разве что самую малость, мнится мне.
Бетти развернулась к Субару и демонстративно сложила руки на груди. Он окинул взглядом субтильную фигурку. Ему вдруг стало стыдно упрашивать девчонку, которая выглядела гораздо младше его, но Субару всё же решился.
— Если ты сожалеешь, — сказал он, — и хочешь, чтобы я простил тебя, выслушай мою просьбу.
— Выслушаю, мнится мне.
— Можешь ли ты ближайшие несколько дней... вплоть до пятого по счёту рассвета защищать меня?
На несколько секунд Беатрис погрузилась в размышления.
— Ты что-то недоговариваешь, — сказала она наконец. — Если тебе угрожает опасность, на это есть какая-то причина, мнится мне.
Её подозрительность была объяснима. Не спуская с Субару недоверчивого взгляда, Беатрис принялась ходить кругами по комнате:
— Прежде всего, мне бы не хотелось, чтобы ты внёс разлад в этот дом. Я не желаю терять его, мнится мне.
— Я ни о чём таком и не думал... Просто пытаюсь избежать беды.
— Благородное стремление, ничего не скажешь! Спихнуть всё на плечи других.
— На этот раз мне действительно нечего возразить... — проговорил Субару, потупившись.
Беатрис тяжело вздохнула, и в комнате на какое-то время повисла тишина.
Субару по-прежнему сидел на кровати, опустив голову, поэтому не заметил, как Беатрис подошла к нему и протянула свою маленькую ладошку.
— Дай мне руку! — потребовала она.
Не дожидаясь, когда он сообразит, Бетти сама взяла его израненную ладонь и, взглянув на неё, скривила личико.
— Какой ужас, Ты извращенец, находящий удовольствие в самоистязании, мнится мне?
— По вопросам всяких извращений — это к Розваалю, — отшутился Субару. — А я просто хотел набить татушку, да вот неудачно.
— У тебя большие проблемы с чувством юмора, и лжец абсолютно никудышный, Никакого толку из тебя не выйдет.
Бетти устало вздохнула, сунула руку в ладонь Субару, сцепила с ним пальцы и, крепко сжав, торжественно объявила:
— Так и быть, удовлетворю твоё желание. Я, Беатрис, отныне связана с тобой контрактом.
Глядя на Беатрис, Субару с удивлением обнаружил, что девочка перед его глазами в это мгновение выглядит совершенно по-другому. От её пальцев исходило приятное тепло, и Субару даже казалось, что фигурка Беатрис окутана некой таинственной аурой.
— Временно или нет, но контракт есть контракт, — сказала Бетти. — Я исполню твою нелепую просьбу.
Когда она высвободила пальцы и вновь скрестила руки на груди, юноша опустил глаза, чтобы скрыть захлестнувшую его волну эмоций.
Эти чувства нельзя было выразить словами, они переполняли всё его существо, бурлили в груди и рвались наружу.
Помощь пришла оттуда, откуда он ждал её меньше всего, и Субару понятия не имел, как к этому относиться.
— Ты не шутишь? Вот же чёрт, меня заставила расплакаться девчонка!
— Не называй меня девчонкой! — вспыхнула Бетти. — И только попробуй разболтать о контракте Пакки!
— Для тебя это так важно? Я смотрю, ты им просто одержима!
Субару слабо улыбнулся. Впервые за это невероятно мрачное утро.
Заключив с Беатрис временный контракт, Субару испытал хоть небольшое, но всё-таки облегчение. Однако его положение от этого нисколько не улучшилось.
Он по-прежнему сидел, запершись в отведённой ему гостевой комнате, поскольку Беатрис не собиралась постоянно маячить рядом с ним. Главная опасность грозила Субару с ночи четвёртого дня до утра пятого, и она сказала, что появится именно тогда, а до тех пор Субару решил оставаться затворником. Лишь Эмилия навещала его время от времени и, усевшись на краешке кровати, мило улыбалась и говорила:
— Я рада, что Беатрис извинилась перед тобой. Это просто замечательно!
Не будет преувеличением сказать, что для Субару, мучимого угрызениями совести за допущенную грубость, Эмилия представлялась богиней, рассеивающей тьму этого жестокого мира.