Рем молчала.
— Против лично Субару я ничего не имею. Я всего-навсего презираю тех, у кого нет воли к жизни.
Феррис указал рукой на Субару, а затем приложил палец к своему подбородку и продолжил:
— Моей силе нет иного применения, кроме врачевания. Подобные мне маги специализируются лишь в одном деле. Чтобы послужить госпоже Круш, я каждый день спасаю самых разных людей. Все они отчаянно борются за жизнь, все благодарят меня, и я вовсе не против благодарности — мне даже порой приятно расходовать на них свою силу.
— Думаю, это заслуживает большого уважения, — произнесла Рем.
— Спасибо. Но я не хочу помогать тому, кто сам поставил на себе крест. Да, я исцелю его тело, но он снова примется растрачивать жизнь впустую. Так что лучше вовремя остановиться, пока он никому не доставил хлопот. Да, лучше остановиться...
Сказав это, Феррис с холодным видом отвернулся от кровати.
Рем понимала: за годы лекарской практики Феррис выработал привычку смотреть на многочисленных пациентов без эмоций. Со стороны это выглядело как жестокость, однако такое отношение служило защитой, необходимой в работе с людьми, что балансировали на грани жизни и смерти.
— И всё-таки... Субару, он...
Убитая заявлением Ферриса, Рем обратила жалостливый взгляд на Субару. Юноша, даже не догадываясь, что разговор шёл именно о нём, издавал отрывистые хриплые смешки. Больше всего Рем хотелось припасть к его груди и зарыдать. Однако таким поступком она рисковала не только уронить его достоинство, но и бросить тень на доброе имя Розвааля. Но прежде всего это было бы предательством по отношению к собственным чувствам, которые девушка оберегала как самое дорогое, что у неё есть.
В комнате воцарилось неловкое молчание, которое внезапно прервал звучный голос:
— Феррис, ты перегибаешь палку!
Рем встрепенулась, а Феррис, заметивший посетителя заблаговременно, остался невозмутимым. Правда, в его глазах заиграл таинственный огонёк, какой бывает у истовых фанатиков, узревших объект поклонения.
— Госпожа Круш! — Рем поспешно поклонилась.
— Я не считаю слабость преступлением. Но довольствоваться слабостью, не пытаясь исправить положение, грешно.
Круш вошла в комнату, бросив Рем повелительный жест, который означал «не надо церемоний», и, покачивая на ходу длинными тёмно-зелёными волосами, приблизилась к кровати. На губах Субару блуждала глупая улыбка. Оглядев больного, Круш сощурила глаза и произнесла:
— А положение действительно серьёзное. Что это может быть?
Феррис развёл руками:
— Рем говорит, он ни с того ни с сего повалился на землю. Я исследовал каждый волосок, но не нашёл ничего, что указывало бы на повреждение маны.
— А если это колдовство? Хотя такое и маловероятно, но нельзя исключать, что кто-то раздобыл информацию о лицах, причастных к королевским выборам, и совершил диверсию. Или соперник решил продемонстрировать силу...
— Маловероятно в обоих случаях, — возразил Феррис. — Сейчас не лучшее время затевать подобные скандалы. Да и кому мог помешать Субарунчик? Всем, кто его знает, известно: он мало на что способен. И вообще, уверяю вас, никакими магами, в том числе колдунами, здесь не пахнет-мяу, И-и-или вы-ы-ы... — протянул он, с жалостным видом ухватившись за полу мундира хозяйки, — …сомневаетесь-мяу в моих способностях, госпожа Круш?!
— Конечно, нет. — Герцогиня скрестила руки на груди. — Чтобы я сомневалась в твоих способностях, добросовестности и верности? Даже если станешь угрожать мне кинжалом, я не изменю своего мнения!
— О боже, давненько я не слышал от вас таких убийственных комплиментов-мяу!.. Сейчас раста-аю...
Рыцарь замурлыкал от удовольствия, но Круш отстранилась и выразительно посмотрела на Рем:
— Ты слышала, что сказал Феррис. Если он не в состоянии помочь, в моём доме не найдётся никого, кто бы излечил Субару Нацуки. Прости, тут я бессильна.
— Вам не за что извиняться! Вы так добры к нам, что я не знаю, как вас благодарить!
И Рем снова поклонилась. Её тронули слова Круш, в которых звучало сочувствие, хотя герцогиня ничем не была ей обязана. Фактически Круш продемонстрировала невероятное великодушие. Субару обследовал лучший лекарь королевства, а глава вражеского лагеря пожалела его. Разве можно требовать чего-то большего? Вины Круш или Ферриса здесь не было, и Рем понимала это.