Несмотря на то что градус безумия в его словах неожиданно спал, Субару почувствовал, что исходящая от психопата угроза увеличилась вдвое, и юношу бросило в пот.
— Стану давить на тебя слишком, да, слишком-слишком-слишшшком сильно — сам потом буду не рад. Поразмысли немного над явленной тебе милостью, не спеша, обстоятельно, и ответ не заставит себя долго ждать.
— А-а-а... У-у-у...
О чём он? Всё, от первого слова до последнего, звучало полнейшим абсурдом, в котором ничего не разобрать. Но он вёл себя так, будто что-то знал. Он был то заботливым взрослым, ведущим ребёнка за руку, то дьяволом-искусителем, заманивающим заблудшего путника на прогнивший подвесной мост.
Чудовище за гранью понимания! Между ними зияла непреодолимая пропасть, и Субару никогда не смог бы стать таким... до того мига, когда достиг точки невозврата...
— А-а-ах... Если бы ты отринул свою нерадивость и стал прилежным!..
5
Безумец глядел в затуманенные глаза Субару с таким видом, словно на него снизошло откровение. Затем он обратил взгляд к своду пещеры и, молитвенно сложив руки, принялся что-то шептать. Пожалуй, это было первое действие, не похожее на фарс, ведь оно более-менее соответствовало его званию — архиепископ.
Помолившись, Петельгейзе вдруг повернул голову, будто на какой-то звук:
— Вот так-так!
Прямо из-под земли один за другим стали появляться его приспешники, которых он только что отправил на поиски девчонки. Их набралось более десятка, Опустив головы, они упали перед хозяином на колени, словно в ожидании приказаний.
— В чём дело?
Шух-шух-шух.
— Что? Девчонка пожаловала?.. А-а-а, так вот почему вы вернулись. Прекрасно! Очень хорошо! Всенепременно встретим! Я лично окажу ей тёплый приём!
Петельгейзе сиял от счастья, но смысл его речи до Субару не доходил. Юноша открыл рот, будто желая что-то сказать, но издал лишь слабый стон. И всё-таки грудь распирало непонятное чувство, спешащее вырваться наружу...
Но Субару не смог выдавить ни звука: его рот будто заткнули невидимым кляпом. Не так, как бывает при испуге или каком-то ином чувстве, когда слова застревают в горле. Это ощущение было более явственным, как если бы рот закрыла некая физическая преграда. Не в силах сбросить не видимую ладонь, зажавшую рот, Субару в ужасе распахнул глаза. Петельгейзе повернулся к пленнику и разразился хохотом.
— Пожалуй, не будем торопиться! У нас достаточно времени, — вымолвил он, и снова его хриплый хохот разнёсся по пещере.
Жуткое эхо резануло слух, ощущение невидимой ладони исчезло, но немота не отпускала. Нельзя было ни смеяться, ни плакать. Оставалось только молча ждать, пока что-нибудь не произойдёт.
Ждать пришлось не более часа. Фигуры всё так же стояли на коленях, а Петельгейзе расхаживал между ними зигзагами, не произнося ни слова. В пещере раздавались лишь звуки его шагов да тяжёлое дыхание Субару. Первой шевельнулась фигура, сидевшая ближе всех ко входу в подземный зал. Она подняла голову, и остальные фанатики по цепочке зашевелились вслед за ней. Заметив оживление в рядах последователей, Петельгейзе тоже повернулся ко входу в пещеру, и лицо его растянулось в улыбке до самых ушей.
— Явилась! — со злорадным весельем произнёс он, но ужасающий грохот заглушил слова.
Огромная масса породы разлетелась, словно взорвавшись, в разные стороны. Сотрясение докатилось даже до Субару, который в эту минуту лежал на каменном полу. Все, кто находились в обширном промозглом гроте, сразу поняли, что произошло: вход в подземный зал разнесло яростными ударами некоего грозного орудия.
Фигуры встрепенулись и вскочили на ноги. Выхватив крестообразные кортики, они рассредоточились по всему пространству, тесноватому для манёвров десяти с лишним человек, и замерли в угрожающих позах. Пещерный зал был площадью с пару школьных классов — особо не разгуляешься. Это создавало благоприятные условия для атакующей стороны, которая уступала по численности отряду фанатиков Петельгейзе.
— Вот вы где!
В воздухе просвистел металлический шар, и фигуры, бросившиеся в атаку, оказались сметены в мгновение ока. На стене расплылось несколько алых пятен. Хватило одного удара, чтобы превратить троих нападавших в кровавое месиво. Моргенштерн был тем смертельным оружием, которое не оставляло противнику ни малейшего шанса. От него можно было только уклониться, но в тесной пещере такой манёвр являлся очень сложной задачей.
Ядро грохнулось на пол, раскрошив его поверхность. Облепленные кровью и кусками плоти шипы угрожающе заскребли по камню. Из темноты шагнула девушка, её голубые волосы были вымазаны чем-то тёмным. Она обвела зал холодным взглядом. Когда её глаза наткнулись на юношу, лежащего ничком на полу, с дрожащих губ сорвался тихий возглас: