Сэт.
На самом деле, он довольно привлекательный. Думаю, что прошлой ночью я не была абсолютно мертвецки пьяной.
— Привет, — говорит он, выходя в коридор. На нем клетчатый халат, обнажающий гладкую, голую грудь. Он наклоняется ко мне. Поцеловать? Я отступаю.
— Хорошо, понимаю. Одноразовый вариант, — говорит он, смеясь.
Странно, что такого смешного в его фразе. Я не веду распутный образ жизни и не делаю одноразовых вещей. Но могу подыграть.
— Да. Одноразовый вариант. Мой телефон у тебя?
— Заходи внутрь.
Я действительно не хочу заходить внутрь. Я просто хочу забрать свой телефон и вернуться, к чертовой матери, в Нью-Джерси, а затем встретиться с Розой и услышать о том, что произошло со мной прошлой ночью. Это план. И это все, чего я хочу от сегодняшнего дня.
Придерживаться выбранного курса.
— Без обид, но ты выглядишь немного хуже, на износ, — говорит он. — Хочешь кофе?
Я чувствую запах сваренного кофе. Это может помочь с головной болью. Он поднимает руки вверх:
— Обещаю, я не буду к тебе приставать! Примерно через полчаса мне нужно уехать.
Он подводит меня к дивану и кладет одеяло мне на колени, создавая много мнимой суеты, чтобы все было идеально. Стараюсь не смеяться над его пышными жестами. По статусу он мог бы быть средневековым воином, перевоплощенным в неухоженного, непринужденного Бруклинского чувака. Это запутанная комбинация — кажется, будто в его присутствии много силы, но это не пугает. Забавно. Мне следует перестать смотреть на него. Я разглядываю его квартиру: за спиной висят три гитары. Комната освещена рождественскими огнями. Оранжевая конусная конструкция с торчащей сверху лампочкой. А на стене два огромных холста, залитых яркой цветной краской. Деревянный пол немного пыльный, но квартира комфортабельная. Я прислоняюсь к подлокотнику дивана и крепче сжимаю одеяло.
— Хочешь есть? — спрашивает он из кухни.
— Я не голодна.
Не уверена, что все так и останется.
Он скачет по кухне, убирая посуду. Я вижу, как он выбрасывает пустую бутылку из-под водки и в глубине своего горла чувствую весь путь до самого желудка. Напротив меня неоштукатуренная кирпичная стена, покрытая крошечными черными рамами с винтажными портретами. Квартира теплая, несмотря на выглядящее ледяным промышленное окно, занимающее большую часть одной стороны комнаты.
— Извини, в последнее время кухонными делами занимался мой сосед по комнате. Я буду через секунду.
Сэт двигается с легкостью. Будто ощущение прошлой ночи в его коже — это то, чем он наслаждается. Я, наоборот, хочу вырвать все это и вернуться к тому, что я знаю, чтобы быть в безопасности. Но серьезно, что это такое?
Отстраненное увлечение. Еще один термин-маркировка мисс Карен для меня.
Мысленно извиняюсь перед Мисс Карен, что бросила ее сегодня. Бьюсь об заклад, она звонила. Мне нужен мой телефон. Я должна написать бабушке, чтобы подтвердить завтрашние планы. Она, наверное, звонила еще пятьдесят раз с момента последнего сообщения. В этом смысле она как Роза.
— Я так и не ответил на твой вопрос, — говорит он, разливая кофе. — Молоко и сахар?
— Черный. Какой вопрос?
— Разве м-ы-ы-ы-..? — он тянет это мы-ы-ы-ы-ы, как я сегодня утром по телефону.
— Что?
— Ты спросила меня, был ли у нас, ну ты понимаешь… секс.
— Да, так был?
— Вау, я имею в виду, что знаю, что я не Ромео или типа того, но мне бы хотелось надеяться, что даже пьяная в стельку цыпочка запомнит что-то, если это произойдет.
— Так было или не было? — И, кстати, он похож на Ромео. Красивый. И, типа, импульсивный. И мне следует остановиться.
Он улыбается. Я хочу поцеловать его. Нет, не хочу.
— Нет.
— Почему нет?
— О, теперь ты этого хочешь?
— Нет!
Он поднимает руки и откидывается на диванные подушки. Ноги кладет сверху на мои колени.
— Ты была слишком пьяна, Дженезис. Думаю, ты горячая штучка, но не собираюсь пользоваться тобой.
— Я только что закончила отношения. — Выпустить кота из мешка.
— Ты мне сказала.
— Неужели?
Он кивает.
— Что еще я тебе сказала?
— Что ты не можешь заниматься сексом в течение трех недель.
Теперь я смеюсь.
— Я так сказала?
— Снова и снова.
Я кладу голову на руки и чувствую запах лимонного мыла от его ног.
— Могу я увидеть тебя через три недели? — говорит он, подмигивая.
Качаю головой. С улицы доносится визг автобуса, выпускающего воздух, словно вздох, и начинает сигналить. Почему он снова хочет встретиться со мной? По-моему, все, что я сделала, сильно опозорило меня.
— Я — идиотка.
Он выпрямляется и убирает с меня ноги.
— Не будь глупой.
— Нет, правда, я — полная идиотка.
— Эй, ну. Все иногда напиваются и становятся глупыми.
— Не я. Я имею в виду, для меня это не характерно.
— Добро пожаловать в Бушвик. Земля пьяных и глупых.
Снова качаю головой и прижимаю колени к груди.
— Ты была не так уж и плоха, Джен. Мне было очень весело с тобой.
— Правда?
— Ну же. Кажется, тебе тоже было хорошо. Только не говори, что я все это придумал.
Может, я все выдумала? Нет, вся эта история о том, как я пила до полной отключки — не плод моей фантазии.
— Сколько тебе лет, Сэт?
— Ну, я всем говорю, что мне двадцать один.
— Но?
— Но, на самом деле, мне девятнадцать. Помогают волосы на лице.
Из меня вырывается большой вздох облегчения, словно воздух из автобуса. Это не так уж плохо.
— Мне семнадцать.
Кажется, будто Сэт собирается выплюнуть свой кофе, но вместо этого глотает и улыбается. Не могу сказать, этот жест шутка или нет.
— Ну ладно, тогда хорошо, что я не воспользовался тобой!
— Думаешь, я идиотка?
— Нет. Ты ведешь себя намного лучше, чем я. Кстати, когда тебе исполнится восемнадцать?
— О боже. В воскресенье. Я почти забыла.
— Никто не забывает про свой день рождения. Такой стереотип.
— Я забыла до настоящего момента.
— Воскресенье будет через три дня.
— Боже.
Он смотрит на часы.
— Дерьмо. Мне пора на занятия.
Он немного поворачивает лицо, и я не могу точно сказать, что вижу.
— Ладно. Так можно забрать свой телефон?
— О, точно, телефон. Вот почему ты пришла сюда.
Он уходит, а я какую-то долю секунды испытываю трепет. Всего долю секунды. Не заслуживающая доверия секунда. Вот почему я пришла сюда. Чтобы забрать телефон. Чтобы не вернуться обратно в воображаемое. Этот парень на самом деле очень милый и я, скорее всего, никогда не увижу его снова. Да мне это и не нужно, в любом случае, потому что у него есть квартира, а я живу с мамой. Но я не знаю. Хочу ли увидеть этого парня снова? Он протягивает телефон, и когда я его беру, не отпускает. Мы играючи перетягиваем мобильник взад и вперед.
— Можем как-нибудь снова потусоваться, когда тебе исполнится восемнадцать? Пожалуйста.
Слишком рано, слишком рано, слишком рано. Я пытаюсь понять, как принимать его слова.
— Не знаю. (Смысл: я не знаю НИЧЕГО.)
Он трясет головой, а я натягиваю одеяло на плечи.
— Подождешь, пока я оденусь? Провожу тебя до поезда.
Киваю.
— Включу тебе музыку, пока буду собираться.
Он надевает одежду в стиле Джонни Кэша (потому что: еще бы!), а я допиваю свой кофе. И думаю о тете Кайле, рассказавшей, как она встретилась с Джонни Кэшем в лифте отеля на Манхэттене. А потом вновь столкнулась с ним, и он сказал: «Привет, Кайла», будто они были старыми друзьями. Затем тетя призналась, что могла бы умереть прямо тогда и там.
Я не рассказываю эту историю Сэту. Вместо этого слушаю, как он болтает о своей актерской программе, и как ему хочется участвовать в чем-то, что не является частью его учебы, поэтому завтра он прослушивается на какую-то не профсоюзную внебродвейскую вещь, которая, вероятно, не очень хороша, но просто сейчас его так раздражают студенты Нью-Йоркского Университета, что ему необходимо узнать, какие другие типы людей ставят театр в городе.
— Как ты нашел это прослушивание?
Он возвращается в комнату. На нем все еще нет рубашки, но зато теперь он в черных джинсах и армейских ботинках. По мере того, как его волосы высыхают, они начинают разлетаться от статики.
— А что? Ты хочешь приехать?
— Я? Я не могу.
Я не могу? Будто бы я никогда этого не делала. Может, это именно то, что мне сейчас нужно. Может быть, это своего рода билет из колеи. Билет в то место, о котором я забыла, когда была с Питером.
Он возвращается в ванную и подпевает музыке. Он не ответил на мой вопрос, но, в общем, какая мне разница?
Сэт забегает в гостиную и запрыгивает на журнальный столик, которым на самом деле является большой старый пыльный сундук, и танцует по кругу, одновременно синхронизируя движения губ с текстом песни.
— А вот и улыбка, моя прекрасная Дженезис. Я знал, что смогу вытянуть из тебя хотя бы одну.
— Я улыбаюсь.
— Не слишком часто.
Роза тоже так говорит. Что мне не следует все время быть такой серьезной. Не стоит так много обо всем думать. Это очень трудно отпустить. Поэтому я позволяю своим губам искривиться. Будто пробую свою улыбку, чтобы убедиться, что она работает. И чувствую себя легче. Словно хочу прыгнуть в этот воздушный поток, в котором плавает Сэт.
— Я улыбаюсь.
— Конечно, улыбаешься. Я знаю.
— Знаешь?
— Ну, прошлой ночью мы провели немного времени вместе, понимаешь?
— Хотела бы я вспомнить.
— Ты когда-нибудь выступала раньше? На сцене? Музыка? Что угодно?
— Да, я играла в некоторых пьесах.
— Я так и знал!
— Откуда ты знал?
— На самом деле, нет. Я пошутил.
— О.
— Ты должна прийти завтра.
— Я не могу.
Сэт придвигается ко мне на диване ближе, чем следует. Затем берет мое лицо в руки, будто изучает глаза и кожу. Он так близко подносит свое лицо к моему, что я чувствую запах мяты от его недавно почищенных зубов. Потом он опускает руки.
— Точно. Ты — живой, дышащий человек. Именно это они и ищут для своей пьесы.