В пустой оконный проем влетел, отскочив от стены, обломок кирпича. Впавший в задумчивость похититель номер два встрепенулся:
— Гена, иди глянь, че там за кипеш.
Момент был самым что ни на есть удачным. Благодаря не то судьбу, не то тупость криминальной парочки — чтобы привязать ее к стулу, они обошлись простой веревкой вместо скотча, от которого оказалось бы проблематично избавиться, — Ира, повозившись и обломав ногти, все же смогла распутать узлы. И едва утративший осторожность преступник отвернулся, отвлеченный шумом на улице, на его затылок опустился внушительный удар. Молниеносно, не давая противнику опомниться, Зимина выхватила у него пистолет из-за пояса джинсов, для верности еще раз огрела стулом, чтобы подольше “отдохнул”, и бросилась вниз по лестнице. Бетонные ступеньки, покрытые строительной пылью, мусором, осколками разбитых бутылок, оказались еще тем квестом — обувь Ира потеряла в самом начале приключения, отбиваясь от нападающих, так что передвигаться теперь пришлось босиком.
Где-то совсем рядом, тяжелые, торопливые, раздались шаги, и Зимина поспешно прижалась к стене, стиснула пальцами пистолет, больше всего боясь, что ее выдаст стук вылетающего сердца. Еще одни, более мягкие, вкрадчивые, послышались шаги с другой стороны, и прежде, чем успела испугаться, Ира узнала этот голос, сбитый раздражением, нетерпеливым беспокойством, отчаянной нервностью.
— Что значит “нет нигде”?! Глаза разуйте, мать вашу, и ищите! И второго урода в машину оттащите, нехер с ним церемониться, сразу в отдел, пусть заказчика сдает!
— Да-а, Ткачев, а командовать у тебя неплохо получается…
Ира, выходя из укрытия, успела подумать, что выглядит, наверное, просто роскошно: растрепанная, босая, в строгом костюме, безнадежно покрытом пылью, бледная, с расцвеченной синяками физиономией и с пистолетом в руках — Голливуд нервно курит в сторонке бамбук.
Явление полковника Зиминой перед операми во главе с Ткачевым вышло эффектным, что и говорить.
***
— Ну и как ты меня нашел? — Ира, стараясь не смотреть на свои исполосованные стеклом ступни, сидя на стуле в прихожей, стаскивала грязный пиджак, с сожалением подумав, что любимый костюмчик, похоже, придется выбросить.
— Да эти двое, Ирин Сергевна, дебилы просто феерические. Мало того, что на камерах засветились, так еще и… — Ткачев, включив в прихожей свет, наконец повернулся и уставился на ноги начальницы почти с ужасом — в суматохе он умудрился ничего не заметить.
— Паш, ты куда? — окликнула Ира, но тот уже скрылся в глубине квартиры, вскоре, однако, вернувшись с тазиком теплой воды и полотенцем; потом притащил еще и аптечку.
— Ткачев, ты… — протестующе начала Ира и, резко побледнев, стиснула одеревеневшие пальцы. Тонкий капрон, пропитавшись кровью, прилип к порезам, и когда Паша без малейших церемоний потянул вниз ткань, Ире показалось, что вместе с ней слезает и кожа.
— Ирина Сергеевна, вы можете хоть раз в жизни запихнуть свою независимость куда подальше и просто принять чью-то помощь? — Паша поднял взгляд, спокойно и прямо смотря начальнице в глаза. — Мы все в курсе, что вы у нас круче толпы супергероев, но сейчас немного не та ситуация, не находите?
— Ткачев!..
— Значит, не можете. Но придется, если не хотите получить заражение крови или еще какую-нибудь гадость, — невозмутимо подвел итог разговору опер и принялся распечатывать упаковку бинта. Ира хмуро наблюдала за осторожными движениями ловких рук и снова задавалась вопросом, что мешает ей выставить его из своей квартиры вместо того чтобы все больше позволять ему нарушать эти хрупкие границы… независимости? приличий? Но он и не посягал на ее независимость, безоговорочно принимая ее главенство практически во всем, что не касалось непосредственно ее самой: здоровья, душевного равновесия, бытовых проблем. Приличия? Полковник Зимина давно уже забыла значение этого слова — пережив столько всего, как-то смешно изображать девочку-ромашку, краснеющую от того, что кто-то вынужден наблюдать ее в неподобающем виде.
— Ирина Сергеевна, вы пока отдыхайте, а я поеду к этому деятелю домой, если он еще не сбежал, конечно, ну а в отделе уже все как полагается, — Паша, закончив обрабатывать порезы, тщательно наложил бинт и поднялся. Догадавшись, что полковник готовит достойный ответ типа: “а что это ты тут раскомандовался?”, “давай я сама решу!”, “Ткачев, ты ничего не попутал?!”, покачал головой — в своем стремлении обозначить лидерство Зимина порой игнорировала здравый смысл. — Даже не думайте. Вы себя совсем добить хотите? Уж с допросом зарвавшегося урода я как-нибудь сам справлюсь. Те двое уже небось вовсю его сдают, так что доказухи будет вагон и маленькая тележка. Хотя если вам так не терпится все контролировать, можете мне позвонить, включу, блин, онлайн-трансляцию, — и, вложив в руку начальницы мобильный, Паша, не дожидаясь возмущенной реакции, выскользнул за дверь.
Суета закрутила на несколько часов. Сначала пришлось прошерстить возможные адреса — как и предполагал Ткачев, дома Пименова уже не оказалось, потом долго и убедительно вести беседу, затем тащить в отдел, где повторить процедуру. Нанятые им уголовники уже вовсю топили “работодателя” и, меньше всего желая огрести за нападение на сотрудника полиции, готовы были взять на себя что угодно. В багажнике машины Пименова вдруг в присутствии понятых обнаружилась наркота, и дело завертелось. Все отлично понимали, что разборки с УСБ Зиминой не нужны, что начнись следствие, и наружу выплывут лишние, совсем ненужные детали, о которых распространяться за пределами “Пятницкого” вовсе не следует, что нужно сделать все, лишь бы обошлось без лишней шумихи. И самый лучший вариант — накрыть банду наркодилеров, якобы собиравшихся развернуться на районе и взятых с поличным…
Когда Паша, напряженный, замотанный, со сбитыми костяшками, переступил порог квартиры, он даже не сразу осознал всю откровенную нелепость ситуации. Швырнул на полочку дубликат ключей, забросил на вешалку куртку и несколько мгновений не двигался, с недоверчивой усмешкой оглядываясь.
Как к себе домой.
Эта небольшая, по-своему милая квартирка, где пахло крепким кофе или зеленым чаем, где вечером в кухне рассеянным приглушенным светом сияли уютные лампы, где у него уже имелось привычное место — на небольшом диванчике с мягким пледом, где за стеной бормотал телевизор… Эта квартира стала для него намного привычней и как-то родней — намного больше, нежели собственная, где почти каждая вещь хранила след навязчивых воспоминаний, где постоянно менялись, появляясь и уходя, бесконечные девки, где в одиночку, едва не тронувшись от отчаяния, глушил спиртное.
Почему тебе так хорошо — здесь?
Паша остановился у входа в кухню, в уголке дивана сразу заметив дремлющую начальницу. Прямо перед ней — возмущенно пищащий разряженный телефон, прижатая к груди подушка, сбившийся плед в ногах. Бьющий из окна солнечный свет безжалостно высвечивал кровоподтеки на бледном лице, и холодная, мутная волна всколыхнувшейся злости вновь качнулась внутри. Почувствовав его взгляд, Зимина открыла глаза, сонно моргая, и Ткачев про себя хмыкнул: интересно, а застать свою начальницу спящей тоже входит в разряд слишком личного?
— Мы сделали все, как вы и просили, — негромко сказал Паша, усаживаясь на край дивана. Расправил скомканный плед, аккуратно сложил, не решаясь встретиться взглядом с полковником, принялся разглядывать дурацкий узор на бежевой ткани — словно обрезанную наполовину цветочную вязь.
— Хорошо, — отстраненно кивнула Ирина Сергеевна, выжидающе глядя на него.