Волхов при пробе с подачей 20 раздражителей с укороченным интервалом после шестнадцатикратного реагирования на положительные сигналы не отреагировал на два раздражителя. Животное выдерживало удлинение дифференцировочных раздражителей средней и большей интенсивности до 15 сек. (регистрировались межсигнальные реакции), при удлинении тормозных раздражителей до 20 сек. дифференцировки срывались. Все эти факты заставляли предполагать, что функции нервной системы Волхова, характеризуясь в основном сильными процессами возбуждения и торможения, в то же время определялись некоторым превалированием возбудительных процессов. Интересно отметить, что такое заключение в какой-то степени согласовывалось с поведением этой собаки, характеризующимся такими признаками, которые позволяли охарактеризовать это поведение как возбужденное.
У Клязьмы проба для характеристики возбудительного процесса (20-разовое применение положительных раздражителей с укороченными интервалами между ними) с самого начала сопровождалась большим количеством межсигнальных реакций. С 6-го до 8-го и с 10-го до 13-го раздражители реакций на положительные сигналы выпали, а с 15-го исчезли до конца обследования, что говорило о появлении запредельного торможения. Процесс торможения этой собаки, судя по данным, полученным при соответствующих пробах, также определялся многими показателями слабости: отмечались частые срывы дифференцировок, были сорваны все реакции на тормозные раздражители большой интенсивности и при удлинении их действия. При испытании баланса возбудительного и тормозного процессов создавалось впечатление о превалировании в реакциях нервной системы Клязьмы тормозных функций (при анализе полученных данных показатели, указывающие на ухудшение тормозного процесса, встречались в 63% случаев, а возбудительного — в 37%).
У Тосны слабость возбудительного процесса сочеталась с еще большей слабостью тормозного. При испытании силы раздражения была получена картина, напоминающая таковую у Клязьмы. При пробе на тормозной процесс оказались сорваны все дифференцировки. Их срыв часто наблюдался и при других пробах. Относительная слабость процесса торможения, очевидно, определяла превалирование у Тосны возбудительного процесса.
До начала экспериментов условные рефлексы всех собак обладали большой прочностью: собаки реагировали на все положительные раздражители с латентным периодом 1–2 сек., реакции на дифференцировочные раздражители отсутствовали, межсигнальные регистрировались в небольшом числе.
Исследование высшей нервной деятельности животных во время 20-суточных экспериментов проводилось в 1–2,8–13 и в 16–19-е сутки опытов. Конкретные данные этих исследований помещены в табл. 13.
В 1–2-е сутки опытов реакции нервной системы всех собак оказались существенно изменены. У трех первых животных были случаи отсутствия реагирований на положительные раздражители, несущественно изменялся латентный период реакций на положительные раздражители. Дифференцировки оказались сорванными, собаки реагировали даже на тормозные раздражители в виде света средней интенсивности. Регистрировались межсигнальные реакции.
У двух следующих животных также регистрировались срывы дифференцировок на раздражители большой и средней интенсивности, много межсигнальных реакций (44 и 56). У Истры отмечалось значительное увеличение латентного периода реакций.
Луга не реагировала на три положительных сигнала, латентный период ее реакций оказался увеличенным. Однако дифференцировки этим животным были выдержаны, число межсигнальных реакций минимально.
У Клязьмы и Тосны нарушения высшей нервной деятельности оказались особенно значительными: они реагировали не на все положительные сигналы, дифференцировки в преобладающем большинстве случаев были сорваны, отмечалось много (28) межсигнальных реакций.
Эти данные показали, что ухудшение в переходный период многих показателей вегетативных функций животных, показателей их поведения и психических реакций сопровождалось различной степенью функциональных сдвигов в нервной системе. Направление этих сдвигов было не однозначным и не обнаруживало прямой связи между поведением и изменением функций нервной системы. Так, например, Тьма — животное с сильными процессами возбуждения и торможения — вела себя на всем протяжении опыта относительно спокойно. И в этом отношении она была похожа на животное со слабыми процессами возбуждения и торможения (на Клязьму), у которого также не наблюдалось выраженных форм активности. Обращает на себя внимание и тот факт, что при обследовании высшей нервной деятельности в конце 1-х и во 2-е сутки у обеих собак наблюдались одинаковые сдвиги. Волхов и Тосна характеризовались значительной двигательной активностью, несмотря на то что их нервные процессы определялись различными исходными данными.
Отсутствие такой связи объяснялось многими причинами. Условия опыта по-разному влияли на животных в зависимости от индивидуальных особенностей их организма и их нервных процессов. Для одних собак сила таких условий была значительной, для других — менее существенной. Свою коррекцию в эти взаимоотношения вносили различные виды поведения, связанные с характерологическими особенностями животных, и неодинаковая степень угнетенного психического состояния.
Собаки с сильными нервными процессами не обязательно реагировали на ухудшение условий своей жизнедеятельности наилучшим образом. Например, у Шерны — собаки с сильными нервными процессами менее, чем у других животных, развивались компенсаторные двигательные и звуковые реакции. Развитые формы эти реакции приобрели только в конце эксперимента.
Обследование высшей нервной деятельности собак в переходный период опытов говорило о существенном ухудшении реакций нервной системы животных. В основном при этом страдал активный процесс торможения (дифференцировки оказались сохраненными в 37% случаев и полностью — только у одной из восьми собак). Некоторые факты позволяли также предполагать ослабление или даже истощение возбудительных процессов (у Клязьмы и Тосны). Отсутствие у Клязьмы и Тосны в 19% случаев реакций на положительные раздражители, увеличение латентного периода рефлексов заставляли предполагать ослабление возбудительных процессов. Тем не менее ослабление процессов активного торможения в коре мозга этих собак, очевидно, способствовало преобладанию процессов возбуждения.
В 8–13-е сутки в высшей нервной деятельности собак регистрировались более благоприятные сдвиги, чем ее показатели в начале эксперимента (см. табл. 12). Все собаки в целом реагировали на 97% подаваемых положительных сигналов. Дифференцировки не были нарушены в 75% случаев подачи дифференцировочных раздражителей. У Мги, Волхова и Луги возникали реакции на тормозной раздражитель большой интенсивности, что говорило о незначительных нарушениях в области условного тормозного процесса коры мозга. У Волхова также отмечалось появление многих межсигнальных реакций.
Более существенные изменения показателей нервной системы регистрировались у Клязьмы и Тосны. Собаки реагировали не на все положительные раздражители, латентный период их рефлексов был существенно замедлен, дифференцировки сорваны в пяти из восьми случаев.
В конце опытов обследования высшей нервной деятельности (см. табл. 13) наблюдалось дальнейшее улучшение функций нервной системы у преобладающего числа собак и резкое их ухудшение у одного животного (Тосны).