Когда верхушки самых высоких берез оказались под ногами, я увидел совсем рядом широкую полосу окаймляющей рощу реки, пять стоящих в ряд машин на берегу, четыре аккуратные двуместные палатки и тесный кружок друзей и подруг. Ребята допели песню про мороз и коня и тут же затянули другую, не менее популярную по пьяному делу, — про цветущую калину. Увы, стоящие внизу люди совершенно не замечали парящего всего в каких-то тридцати метрах меня, словно для них я вдруг сделался невидимым.
Не помня себя от ужаса, я до рези в глазах вглядывался в удаляющихся друзей и подруг. Вскоре лица оставшихся на земле стали неразличимы, песня тоже потерялась далеко внизу. Когда фигурки ребят уменьшились до крошечных букашек, мне показалось, тесный кружок распался, друзья разбежались в разные стороны и скрылись под кронами берез.
«Наконец-то, спохватились. Слишком поздно, ребятки, теперь вам с земли меня уже не разглядеть», — отрешенно подумал я.
Спустя еще какое-то время я воспарил на головокружительную высоту. Оставшаяся далеко внизу река превратилась в едва различимую узкую полоску, а березовая роща — в пятачок зелени. Теперь они занимали малую часть открывшейся взору величественной панорамы. Под ногами от горизонта до горизонта пестрым ковром тянулись леса, поля, реки, озера, крохотные пятнышки деревень, небольшие островки сел и где-то на границе зоны видимости начиналась исполинская проплешина большого города.
От переизбытка впечатлений я потерял сознание и отключился…
Глава 3
Операция без наркоза
В себя пришел от резкой вспышки боли. В грудь словно вогнали раскаленный гвоздь. Легкие свело судорогой, и я стал задыхаться. Но не смог ни дернуться, ни закричать, ни даже захрипеть, оставаясь пленником столба белого света. Панорама удаляющейся земли исчезла. И сам луч претерпел значительные изменения, округлые бока его распрямились и теперь соединялись под прямым углом.
Чуткий слух уловил в стороне подозрительные шорохи и попискивания. Попытка скосить туда глаза ни к чему не привела. Шуршание и попискивание происходило за границей обзора. От пульсирующей боли в груди взгляд помутнел, белый свет накрыла пелена кровавого тумана.
Увы, сбежать в спасительное беспамятство на этот раз мне не позволили.
В нос ударил незнакомый резкий аромат, мгновенно взбодривший сознание и притупивший ужасную грудную боль. Кровавый туман перед глазами развеялся. Я снова обрел способность видеть и ощущать.
Приглядевшись внимательней к окружающему пространству, исправил первоначальное заблуждение о луче, определив, что нахожусь в помещении со светящимися стенами и потолком. Еще понял, что больше не парю в воздухе, а лежу на чем-то твердом. Следом, пришло понимание, что на мне нет одежды.
Опора под спиной была теплой, как большой подогретый ласковым вечерним солнышком камень, и голым на ней лежать было, пожалуй, даже приятно, если бы не докучливая боль в груди, не отпускающая ни на миг.
Шорохи и попискивания стали приближаться, отвлекая от рассуждений об удивительной метаморфозе луча-колонны. Издающие их существа вскоре появились в зоне видимости. Меня окружили шестеро гигантов инопланетян, точно сошедших с картинок журналов об НЛО.
Каждый пришелец ростом был за два метра. С непропорционально большой лысой, яйцеподобной головой. С огромными, в пол лица, антрацитовыми глазищами, но без малейшего намека на брови, уши и рот. С едва обозначенным бугорком на месте носа. Еще лица были напрочь лишены мимики, и на всех застыло одинаковое равнодушно-бездушное выражение. Голые широкоплечие тела существ, с такой же, как на голове, серой матовой кожей, казались бесполыми.
Шестеро инопланетян были похожи друг на друга, как близнецы братья. Ко мне они подступились не с пустыми руками, длинные узловатые пальцы пришельцев сжимали разнообразный хирургический инвентарь. Я успел разглядеть пару длинных гнутых скальпелей, зловещего вида сверло, большой пинцет с зажатым ватным тампоном. Потом все шестеро склонились над моим животом, и «раскаленный гвоздь» вторично пронзил хоть и непослушное, но болезненно чувствительное, тело.
От скрутившего нутро спазма глаза полезли на лоб, и ручьем хлынули слезы. Осознание, что меня вот так запросто оперируют наживую, без анестезии, просто не укладывалось в голове. Я непроизвольно обмочился, но даже этого не заметил, адская боль в развороченном животе сводила с ума.
Ослепленный болью, я не видел, как мучители, оставив мое располосованное тело, вновь отошли куда-то в сторону. Затуманенные красным маревом, ничего не видящие глаза обреченно уставились в потолок. И снова резкий отрезвляющий аромат в носу привел в чувство заколебавшееся на краю бездны сознание. Сводящая с ума боль тут же притупилась до неприятного зуда. К ноющей боли в груди прибавилась такая же в животе.
Я невольно вновь стал вслушиваться в шорохи и частые попискивания пришельцев. Шорохи гиганты издавали, когда нечаянно соприкасались друг с другом локтями. Попискиванием они, похоже, переговаривались меж собой. В голове тут же всплыл логичный вопрос: «Чем же они пищат без ртов?»
Цепочку рассуждений прервало возвращение мучителей.
«Подопытный кролик» уже знал, что за этим последует. Охвативший меня панический ужас требовал немедленно вскочить и бежать со всех ног. Но непослушное тело проигнорировало команду мозга и осталось лежать на месте.
Шестерка пришельцев вновь деловито обступила операционный стол со всех сторон. Гигантский рост позволял каждому «хирургу», не сходя с места, дотянутся до любого уголка обездвиженного тела. И обреченный на страдания «пациент» вынужден был какое-то время лихорадочно гадать: куда последует очередной укол? Сводящее с ума ожидание продлилось не долго. Шестерка одновременно склонилась над мной, и тело вновь пронзила чудовищная боль.
На сей раз «раскаленный гвоздь» прошил гениталии. Вспышка боли от вскрытия скальпелем этой, особо чувствительной части тела, оказалась столь велика, что подавить ее не смогла даже очередная доза бодрящего аромата. Белый свет померк, и я провалился в непроглядную черноту…
Глава 4
Система Открытой Волны
Повторное возвращение в мир слышащих, видящих, чувствующих и страдающих произошло естественным образом, без толчка извне. Я очнулся и обнаружил, что по-прежнему лежу голый на теплом операционном столе, окруженный светящимися стенами и потолком. Отвыкшие за время беспамятства от света глаза болезненно среагировали на ослепительное свечение вокруг и невольно часто-часто заморгали. Я прислушался к внутренним ощущениям. Теперь все тело было одним сплошным источником медленно затухающей боли. К ранее прооперированным груди, животу и гениталиям, прибавились зудящие следы разрезов на коленях, в паху, на локтях, в подмышках, на горле, на висках, за ушами и даже под носом.
С некоторым запозданием обратил внимание на моргающие глаза. Неожиданное открытие спровоцировало череду умозаключений. Вспомнил, что во время операции не чувствовал век, как и всего остального тела, и не мог закрыть глаза, а раз теперь запросто моргаю, значит, сковавшее тело оцепенение прошло, и я снова могу шевелиться.
Проверяя догадку, попробовал сжать в кулак пальцы правой руки, и это легко получилось. Пошевелил пальцами левой руки. Прошло, как по маслу! Переключился на ноги: оторвал от столешницы пятки и скрестил ступни. Команды мозга выполнялись четко и без сбоев. Приподняв следом за ногами руки, стал осторожно сгибать и разгибать все четыре конечности, разминая после долгой неподвижности. Памятуя о многочисленных болячках, резких движений старался не делать. Осторожно ощупал руками лицо. Болезненный шрам под носом оказался недосягаем из-за густой щетины. На щеках и подбородке щетина оказалась длинней, чем под носом.
Почувствовав усталость, вернул руки и ноги в исходное положение. А пока они отдыхали, занялся разминкой шеи. Стал осторожно поворачивать из стороны в сторону голову, одновременно осматривая «больничную палату».
Пол в помещении оказался таким же белым и светящимся, как стены и потолок. Краем глаза зацепил операционный стол под собой — длинный белый прямоугольник из непонятного материала, шириной сантиметров семьдесят и длинной метра три, возвышающийся над полом примерно на метровой высоте. Рассмотреть, что там под столом, из лежачего положения было затруднительно.