Также предпринимались в те годы попытки «цивилизованной» совместной работы с зарубежными мастерами. Наши читатели получили неожиданный подарок — продолжение «Мира смерти», легендарного цикла Гарри Гаррисона (21 том, и снова стотысячным тиражом). Сам американский фантаст имел к приквелу отношение опосредованное, заключающееся в присутствии его имени на обложке. Соавтором его выступил некий Ант Скаландис (в миру Антон Молчанов). Репутация американского фантаста пострадала слабо, так как за пределы России, за исключением Польши, продолжение, к счастью, не просочилось. Реакция поклонников Гаррисона была дружной и однозначной: «Большинству читателей я бы не рекомендовал знакомство с данным произведением, даже если очень хочется снова встретиться с любимыми героями — только впечатление испортите, лучше в очередной раз перечитать оригинальную трилогию».
Ситуация в отечественной фантастике начала меняться в конце 90-х годов. Об этом периоде «бурного цветения» жанра элегически высказался известный критик С. Чупринин: «…остается возможность перечитывать то, что было написано русскими фантастами в 90-е годы и на самой заре 2000-х. Золотое, скажу я вам по секрету, десятилетие, ну полуторадесятилетие в истории отечественных небывальщин! Как хорош был Олег Дивов, как изобретательны Сергей Лукьяненко и Александр Громов, как крупен Михаил Глебович Успенский, как стилистически ярок Александр Зорич, какие надежды подавали Михаил Харитонов и Кирилл Бенедиктов, а роман Марины и Сергея Дяченко „Vita Nostra“ не получил, на мой взгляд, премии „Русский Букер“ или „Большая книга“ лишь потому, что не был на них номинирован». Нельзя не согласиться с общей оценкой маститого автора, приведенный им персональный ряд также не вызывает вопросов. Но следует проговорить факторы, благодаря которым у русской фантастики открылось второе дыхание.
Названные мною причины, определившие тотальное превосходство зарубежных авторов на книжном рынке, попросту исчерпали себя. Во-первых, за десять лет на русский язык практически полностью перевели то, что по праву считается классикой фантастики. Но, сняв сливки с классики, издатели вынужденно перешли к тем зарубежным фантастам, которых обтекаемо именовали «набирающими популярность». Во-вторых, оказалось, что качественные циклы создаются и пополняются очень небыстро (еще один привет Джорджу Мартину, точнее его страдальцам-поклонникам). Не будем забывать и про элементарную пресыщенность англо-американской фантастикой.
К этому же времени российские фантасты — те, кто, презрев мольбы и угрозы близких, не ушел из профессии, — накопили материал, который не был опубликован или не привлек должного внимания в эпоху «беззастенчивого разгула космополитизма». Теперь, зацепив внимание публики, они могли оперативно выдавать уже готовые продолжения того или иного цикла. Так, например, случилось со «Сварогом» Александра Бушкова.
Кроме того, вынужденная пауза дала возможность попытаться оценить социальные и политические изменения в стране не только публицистически прямолинейным «шершавым языком плаката», но и с помощью куда более тонких и интересных литературных ходов и концептов. Здесь на первом месте, безусловно, роман Олега Дивова «Выбраковка». Вышедший в 1999 году, он через десять лет был переиздан восемь раз в разных сериях и даже, что необычно для фантастики, редакциях. В острой, провокативной форме Дивов предложил читателю вариант очищения общества от позора 90-х. Возможен ли в нашей стране вариант «мягкого тоталитаризма» или избирательные, морально оправданные репрессии неизбежно перерастут в слепой, «бессмысленный и беспощадный» социальный террор? Насколько реален сплав утопии и антиутопии? Не могу сказать, что мы и сейчас знаем ответы, но заслуга автора «Выбраковки» в том, что он нашел наиболее удачную форму вопроса.