Пока переписывалась с Клёновом, позвонил режиссер. Представился, зовут Георгий. Условились встретиться у метро, чтобы вместе идти на встречу.
С Георгием мы быстро нашли и друг друга, и общий язык. Пока шли, обсуждали, как будем заинтересовывать Клёнова. Все-таки, сниматься в фильме даже в качестве самого себя – большой труд. Героям оплата не предусматривалась.
Подходим к части. Звоню будущему персонажу. Он говорит:
– Видите кафе «Гоголь-моголь», которое через дорогу от вас? Я подойду туда через десять минут с военнослужащим.
Хорошо, что я тоже не одна.
Через десять минут нас окликают двое мужчин. Тот, что помоложе – в военной форме, тот, что постарше – в штатском. Голубая рубашка и светло-серые брюки. Верхняя пуговица на мощной шее расстегнута. Чисто выбрит, коротко острижен, в темных очках.
Первое впечатление – бизнесмен. Может быть, политик местного масштаба. Походка напряженная, осторожная. Идет не так, как обычно ходят незрячие люди. Не семенит, не шаркает, а словно плывет саженками. Остановился и ждет: ну, кто тут?
Военнослужащий изучающее оглядел «творческих сотрудников». В его взгляде – немой вопрос: «И для чего он вам понадобился?»
Кивнули военнослужащему, поздоровались с героем за руку. Рукопожатие осторожное. На правом запястье – массивный золотой браслет.
Заходим в кафе, садимся за столик, заказываем чай. Когда официантка принесла чашки, Клёнов по-свойски попросил:
– Лимончик мне положите, пожалуйста. И сахарку один кусок.
Пока мы с режиссером справлялись с лимоном и сахаром, он снял очки. В первое мгновение чувствую ужас: у меня зрение минус семь, и страх слепоты сидит где-то в подсознании. Но через секунду страх сменяется любопытством: как же так? Здоровенный мужик не может насыпать сахар в чашку? С трудом осознаю, что я-то его вижу, а он только слышит мой голос.
Глаза у него неподвижные. Голубые, с большими зрачками. Такое чувство, что смотришь в какой-то его внутренний космос. Поворачивает голову на звук речи, хмурит брови, пытаясь сосредоточиться на теме разговора. Сам то и дело шутит, рассказывает байки о своей службе – прошлой и нынешней. Очень заразительно смеется. От него пахнет дорогим одеколоном.
Информирую о наших планах. Предлагаю получить весь отснятый материал и сам фильм, когда он будет готов. Ловлю себя на абсурдности этого предложения, но все-таки продолжаю фантазировать:
– Может, вам это пригодится для каких-нибудь личных целей.
Говорить стараюсь спокойно, но в то же время не казенно. Он должен понять, что у нас добрые намерения.
Клёнов достает из кожаной барсетки два диска и аккуратно кладет на стол:
– Это видеоматерилы обо мне. Посмотрите. Может, пригодятся.
Мы с Георгием искренне благодарим его за такой щедрый подарок и что-то плетем про авторские права. Использовать чужое произведение противозаконно. Клёнов неодобрительно сводит брови. Видимо, это ему совсем не интересно.
Переводим разговор на другую тему. Спрашиваем о войне на Северном Кавказе, о ее причинах и результатах. О чеченцах, о Кадырове.
– Да, мне Рамзан предлагал стать главой района, – сообщает Клёнов. – Но я отказался.
Как интересно! Значит он, и в самом деле, политик.
Наш собеседник рассказывает о законах, которые были приняты в Старогородской области, где он пять лет был депутатом. Ругает чиновников, вспоминает стрелки с местной братвой и встречи на высшем уровне.
– Я много не понимал раньше, – признается он, отодвигая чашку. – Приходил на работу в обычном пиджачке и галстучке. Но мне знающие люди объяснили: «Братуха, ты должен их всех уделать. Покажи им, что ты крутой.» Ну, я и приехал на прием – длинное кожаное пальто, кольца с бриллиантами, три джипа охраны. Все меня сразу зауважали.
Показывает два шрама – на затылке и на виске:
– У меня вся голова в пластинах. Пять покушений.
Да, герой что надо!
– И семь уголовных дел, – продолжает он. – Правда, все закрыли по причине отсутствия признаков состава преступления.
Я потираю руки.
Обсуждаем, где снимать. В части нельзя без официального разрешения, а с ним могут быть проблемы.
– А приезжайте ко мне в Старогородск! – гостеприимно приглашает Клёнов. – Поснимаете в моем офисе.
Надо же – «мой офис»!
Георгий смотрит на меня без всякого энтузиазма. Я же, наоборот, ощущаю творческий подъем и диктую свои условия. Мне надо проводить дочку в лагерь, так что на вояж есть только три дня.