— Дурак легко заглотил нашу наживу. Он поверил, что принцесса жила в Асьюте… И еще… Теперь они будут искать вовсе не там, где нужно… А наша милая в храме Таурет…
— Тссс… стены тоже слушать умеют! — шепнул человек в шкуре.
Если бы они знали, что в этот момент прямо у двери кое-кто, кому не спится, стоял и слушал весь этот разговор, были бы более осторожны.
— Значит, храм Таурет… — шепнул под нос Небхеперура. — Сехемра…
Программа 11. Телесериал "Любовь Тропиканки"
А Бобруйск отсюда далековато.
Солнце не может не взойти. Это Маша знала точно. Пусть и была у нее по астрономии твердая тройка, но о гелиоцентрической системе в двадцать первом веке другой эры, знали даже в детском садике. Это тут, в Кемете, существовали какие-то Боги, управляющие миром. Если встанет Ра не с той ноги, и солнышко не взойдет. То же самое грозит случиться, если злобный Апоп совершит удачную вылазку на ладью Бога Солнца. Странно еще, почему кеметцы до сих пор не сделали Ра одноногим, чтобы он каждый день вставал на единственную, "ту" ногу, и почему не оградили путь следования ладьи бога солнца колючей проволокой, чтоб ни один Апоп подойти не посмел!
Для Маши неопровержимой была еще одна истина: Небхеперура не мог не прийти. На берегу их пляжика в воде играли две дикие утки, почти так же, как и она вчера с ним, когда двое молодых людей пытались снять стресс после случившегося ночью. С севера дул приятный прохладный ветерок. Сейчас хорошо, но Неб говорил, что скоро настанет лето, засуха, и даже утром будет нестерпимо жарко. Девушка не замечала, как начинала думать о Кемете как о постоянном месте жительства, потому что вот уже почти неделю ни она, ни ее брат не могут найти выхода в будущее.
В это утро она грустила. Три дня назад было так хорошо, но каким печальным оказалось расставание. Каким обреченным взглядом смотрел вчера на нее Небхеперура. Они встречались и вчера, и позавчера, и он стремился выглядеть веселым, хотя Маша прекрасно видела: что-то было уже не так, как в первые дни их знакомства.
Девушка посмотрела на свои позолоченные кварцевые часики на левой руке. Тоненькие, заводской работы желтенькие стрелки указывали десять минут девятого. Он всегда приходил в восемь, если не приглашал к полудню. Испуг охватил сердце девушки: а вдруг что-то стряслось. Она зачарованно смотрела на медленно плывущую по кругу секундную стрелку.
Вчера Небхеперура из любопытства спросил, почему Маша никогда не опаздывает, ведь, как он понял, ей неведомы местные принципы измерения времени. А девушка тогда с гордостью показала ему золоченый браслетик от фабрики "Луч". С виду обычное украшение, но с одной стороны в него встроен движущий по кругу три стрелки механизм. И по этому браслету девушка определяла время точно, безо всяких ошибок. Тогда Маша лишь пожала плечами и сказала, что в браслете, как и в сундуках у нее дома, сидит барабашка по имени Батарейка.
Несомненно, Небхеперура сразу же начал вымогать у нее этот браслет. Для обмена предлагались даже золотые украшения. Но девушка отказалась. Нечего парню женские часы носить.
Знали бы рабочие с Минского завода "Луч", что их часы себестоимостью в двести рублей хотят купить за увесистый золотой браслет с лазуритом и аметистом, точно, подняли бы цены на свою продукцию.
Было уже полдевятого, а он не приходил. Маше уже начало казаться, что сердце готово вырваться наружу, но вдруг услышала шелест камышей и обернулась.
Он стоял перед ней, потупив взгляд, такой грустный, что можно было плакать от одного его вида. На этот раз Небхеперура пришел в корсете. Нет, не в том большом, что болтался у него на груди, который Маша с Хоремхебом собственноручно украли и подарили Ивану Дураку. Оказывается, у парня имелись и собственные доспехи, которые мастер подогнал ему точно по фигуре. На его руках не было никаких браслетов, он даже свой красивый пояс не надел. А на ногих, девушка вздрогнула, светлые хеттские сапоги, почти такие же, как и отобранные у спящего стражника. Через плечо свисал увесистый серый мешок. Не стоит и догадываться: парень сделал дорожную сумку из своего плаща, а на талию привязал веревкой кинжал в ножнах, незаменимый фонарь (который он постоянно носил на поясе с самого первого дня знакомства с Машей) и маленький мешочек, вестимо, с деньгами. Тут и мудрствовать особо не надо — пришел со всеми своими вещами, значит…
— Маш-шу, — тихо сказал он, прикусив губу, — прости меня.
Она заревела и кинулась ему на шею. Чёлка девушки была растрепана и лезла ей в заплаканные глаза. Ее соленые слезы текли по щекам.
— Прости… мне нужно уехать… надолго… далеко, — успокаивал или, наоборот, получалось, что взвинчивал девушку Небхеперура, — приказ фараона, я ничего не могу с этим поделать…
Маша вцепилась пальцами в его плечи. Если бы она имела привычку отращивать длинные ногти, то точно, у ее приятеля на спине осталось бы десять глубоких царапин в память о русской девушке.
— Я тебя не отпущу! — закричала она.
— Я так хочу, чтобы ты меня не отпустила, — уткнувшись носом в ее плечо, промямлил Небхеперура.
Он посадил девушку на песок, как всегда, как вчера, позавчера, три дня назад… Сам сел рядом, бросив мешок в сторону.
— Я еду далеко на север. В Хатти, а потом и дальше. Говорят, там высокие горы, и оттуда еще никто живым не возвращался, — грустным голосом начал он.
— Там, за горами, начинается моя родина, — подхватила она.
Как бы она хотела оказаться за Кавказскими горами, только не в доисторические для Великой Руси времена, а в 2006 году её эры.