Талик замялся.
— Умом тронутый, — нелепо, но в ритм влез Бутончик.
— вставил подробность Бормотун, вероятно, из магических соображений.
— Пояснил он своё решение, чем почти загнал Талика в смысловой тупик. Зачем тогда этому некомплектному будет нужна светлая эльфийка!? Но пришлось продолжать:
…И откуда у назгула очи, если усов и ничего прочего уже нет!?
выкрутился Бормотун. Где-то внутри хлопнулся в обморок Бутончик, слишком буквально представив опускание вставных очей в землю.
Вот, «грудь», да еще и «дума» в ней! Талик никогда не понимал, откуда она там…
— Потому в груди, что безмозглый он! — Заполнил паузу маг с характерным поэтическим подвывом и передал слово писателю:
(Пришедший в себя Бутончик предъявил всем картинку валяющихся на земле глазных протезов и сбил настрой).
подхватил инициативу Витольд.
ввинтил демон техническую подробность.
Продолжил Талик и опять замялся.
подсказал Бормотун, забыв переделать первое слово. Зато Силь решила всплакнуть: назгул-гей, лишенный тела, это же платонически прекрасно!
Местами текст вообще переделки не требовал. Описание жены хоббита вышло, что надо. Правда, за счёт пропусков, возникали удивительные картины и новое осмысление текста:
На этом месте уже Талик впал в ступор, поняв, что опричник в оригинальном произведении описывал Ивану Грозному свою эротическую фантазию. Ну, надо же! Описание-то выходило совершенно голым, даже если учесть случайно пропущенную фату, которой закрывалась стыдливая дама.
— Во семье родилась она Тингола, — влез Бормотун с эльфийской принадлежностью героини. — Прозывается она девой Лютиэн…
Сущности скооперировались, и дальше дело пошло как по маслу. Слушали все. И пусть, мнения слушателей разделились, но успех был на лицо. На некоторых лицах — особенно был. Силь беззвучно плакала, вцепившись в остроухого, Баська демонстрировал своё неприятие вольного обращения с классикой, нервно догладывая вторую по счёту курицу, зато оба тёмных, на которых и было рассчитано повествование, застыли как два суслика и ловили каждое слово. Даже рты открыли. Бормотун и впрямь работал. По крайней мере, раньше Талик никогда не замечал, чтобы его ирокез раскачивался в такт повествованию. Наверное, это и была энергия, а ирокез транслировал её как антенна. Слегка портил общую картину главный конвоир — он откровенно потешался над тем, что можно сотворить с оригиналом при определенной резвости мысли. Да, и правда, сюжет вытворял нечто такое, с подачи разных сущностей, что писатель Золотов пару раз мысленно извинился перед покойным Лермонтовым. И разок перед Толкином.
Своих личных персонажей выдумывать было нельзя, о чём все помнили. Сущности вставляли общеизвестных героев с некоторыми дополнениями, отчего их количество росло как на дрожжах. Пока Талик заполнял паузу в сюжете, расписывая качества мирного хоббита Фродо Бэггинса, любителя нор, грядок и огородов, Витольд напряг свои демонические способности и пристроил хоббиту побратима-эльфа. Светлого. Этот светлый эльф «Синбад-мореход» по-быстрому смотался в заморскую страну «Упокоище» и утырил там могучий артефакт: кинжал-кладенец, заточенный специально на назгулов, чтобы хоббит выходил на «честный бой» не с пустыми руками. Сцена со срыванием «фаты бухарской» со стыдливой жены купца Калашникова гнусным опричником, которую пришлось все-таки вставить в текст, тоже претерпела изменения и осовременилась. Подумаешь — платочек! Кому это интересно? Назгул встретил светлую эльфийку в подворотне и «порвал на ней декольте её до пупа почти, срамота одна…» Вот это публика оценила! В дальнейшем развитии сюжета помогал Бормотун, неосмотрительно лишивший Назгула всякой причины рвать декольте хоть на эльфийках, хоть на хоббитянках. Маг оказался не промах: «И сорвал у неё с груди… сильмарилл яхонтовый, мужем дареный». Сразу стало понятно, зачем Назгул за этой девицей ухлестывал. Такой поворот событий даже Талик оценил: Толкин — тоже в своем роде классика, и похищенный ценный сильмарилл вызывает отклик в душе любого эльфа… даже если сильмарилл — яхонтовый.