Он взмахнул ладошкой, и в воздухе, прямо между ними, соткалась из ничего густая голографическая картинка: взволнованный взъерошенный парнишка в форме марсианского системщика с потной головой и кислородной маской в руках.
— Мы заступили на дежурство вчера в восемь по местному координированному, — невероятно потея, куда-то в невидимый микрофон невидимому собеседнику говорил паренёк. — А в восемь ноль две он заявил, что справится сам, без генетических идиотов, и отрубил связь.
— Это Марс, — шепнул андроиду морф. — И он разговаривает с Землёй. Вчера у них взбунтовалась машина, занимающаяся системами управления.
Он поёрзал в кресле и добавил, сияя:
— И я не имею к этому отношения, в том смысле, что не являюсь причиной.
— Другом?! Да вы что! — продолжал тем временем парнишка на видео. — Да я никогда не придавал ему никакого значения! Когда заканчивался рабочий день, я вообще с чистой совестью забывал о нём. Это же работа, всего лишь работа. Понимаете?! А тут…
Паренёк растеряно огляделся, и пара невидимых голокамер съехала вниз. Стало видно, что левая нога у него распухла, и наложенная на неё кортекс-повязка почти что трещит по швам.
— Наверное, всё началось задолго до вчерашнего ультиматума, — снова заговорил он. — Два дня назад у меня застряла нога в тренажёре, так он даже не потрудился остановить и провернуть эту чёртову железяку!
Бенжи посмотрел сперва на Аю, потом на мальчика.
— Я понял, — сказал он. — Вы оба меня используете. Если вы просто возьмёте это ведро, это будет не так интересно.
Он потянулся прямо через голографического марсианского парнишку и откинул ближайшее пассажирское кресло — то, в котором сидел маленький морф — в стартовое лежачее положение. Температура в отсеке поднялась до стандартных двадцати по Цельсию, и иней на кресле расплавился и лежал теперь крупными холодными каплями.
— И что забавно, я даже не могу сказать, что я туда не хочу, — заметил андроид, поворачиваясь и опуская на приборную панель руки. — Хотя бы потому, что в плане координат не имею никаких предпочтений. Вообще.
— Вот и славно, — удовлетворённо заключил морф, встал на кресле на ноги и подпрыгнул, чтобы дотянуться до висящей на стене противоперегрузочной пары.
58. 2331 год. Челнок
Пока Бенжи оживлял и тестировал системы своего корабля, отмечая про себя незапланированное наличие в грузовых отсеках топлива и лишнего органического груза, Ая и маленький морф разговаривали с кем-то невидимым по-русски.
Слова были незнакомые, Бенжи понял только "Марс" и "старт", но этого было вполне достаточно для того, чтобы собственный беспрепятственный взлёт с тибетского нагорья не показался ему чем-то из ряда вон выходящим.
Пока челнок выходил из земной атмосферы, он по-быстрому скачал из сети координатную сетку системы и орбитальные характеристики красной планеты, после чего, как только голубизна снаружи сменилась пустой тьмой, развернул свой хрупкий кораблик и вывел его на цель.
Когда Земля перестала быть огромной и целиком поместилась на обзорном экране, мучимый неясными переживаниями андроид умножил разрешающую способность внешних датчиков материнского челнока до десяти крат и целую минуту зачарованно наблюдал, как из внешних слоёв атмосферы в околоземное космическое пространство растут геометрически строго упорядоченные исполинские сверкающие "усы".
Всё это время маленький морф болтал, не переставая.
— По большому счёту время и место происходящих с тобой событий не имеют абсолютно никакого значения, — разглагольствовал он.
Противоперегрузочная пара доходила ему до самых ушей, и они торчали из неё, как уши спелёнутого в одеяло котёнка.
— Ты — центр вселенной вне зависимости от того, в какой галактике и вокруг какого солнца разматываешь свою карму.
Какая у тебя может быть карма, подумал Бенжи, если ты постоянно скачешь между возможностью и невозможностью, как пинг при криво настроенной маршрутизации.
— Ого! Да ты поэт, Бенжи! — звонко засмеялся мальчик.
— Есть такое, — усмехнулся андроид и, на бывшей орбите бывшей Альфы не тормозя, а, наоборот, набирая разгон, обернулся и подмигнул улыбающейся в надувной воротник Ае:
— Покатаемся?
Издалека Марс выглядел голым и нежилым. Да, собственно говоря, таким он и был: бескрайние рыжие пустыни, так похожие на высокогорные тибетские степи, тянулись от края и до края всего видимого полушария, — монотонные, холодные, поросшие завезёнными с Земли редкими и чахлыми серо-зелёными кактусовыми рощами.