— Вы такие же аборигены, как и я. По всем законам жанра это должно вызывать у меня сочувствие, а не обиду.
— А знаешь, — сказала Ая, когда в комнате остались только они и видящий десятый сон Мэтт. — У меня сегодня окончательно оформилось одно странное ощущение. У меня даже не хватает слов, чтобы описать его.
Она вздохнула и крепче вцепилась в обнимавшую её длиннопалую серебристую ручку. Тишина была такой острой, что обоим им было слышно, как бьётся Аино сердце.
— Это чувство… — она запнулась. — Это чувство бесконечной важности происходящего, замешанное на безысходности. Несмотря ни на что — ни на нашу с тобой бездомность, ни на всеобщую бессмысленность — то, что реализуется сейчас, правильно и последовательно.
— Оригинальный такой микс, — хмыкнул Бенжи. — Я даже рад, что меня мало волнует бессмысленность и безысходность.
Он шевельнулся, поворачиваясь лицом к потолку: висящие под потолком Аины огоньки мерцали во мраке маленькими колючими звёздами.
— И правильно, — шмыгнула носом Ая. — Сегодня мне даже жаль, что я не машина. Я трусиха, плакса и паникёрша.
— Лекарство от яда отличается только дозой, девочка моя, — сказал Бенжи. — Я знаю, зачем в этой жизни бог сделал тебя женщиной: чтобы ты, не дай бог, не захватила мир. Спи.
И погладил её по спутанным волосам.
А на обратном пути рука его, ушедшая вверх, там, вверху, клацнула и на миг отказалась повиноваться. Озадаченный андроид пошевелил пальцами, пробуя их на скорость реакции, и неожиданно понял, что в некоторых схемах присутствуют лёгкие проблемы с первоначальным возбуждением.
Он прошёлся по контрольным датчикам на предмет заряда аккумулятора, нашёл нижний предел, пару секунд сомневался в том, стоит ли посвящать в возникшую проблему Аю, после чего, так ничего и не решив, обнаружил, что она спит.
Беззвучно выругавшись, андроид аккуратно вынул руку из-под Аиной головы, поднялся на ноги и в слабом свете затухающих под потолком огоньков пошёл вдоль стены в поисках розетки.
Никаких розеток в комнате не оказалось. Уже в полной темноте обойдя комнату по периметру и вернувшись в место, с которого начинал поиски, Бенжи снова беззвучно выругался и направился в коридор на поиски какого-нибудь подсобного помещения.
Розетки нашлись в маленькой каморке за фикусом, — много, целая серия электрических разъёмов, похожая на опустевшее осиное гнездо. Уже угасая, Бенжи пошарил по ней плохо слушающимися, слабеющими руками, нащупал контакты, и… вспомнил о том, что тока в городе, а, значит, и в обнаруженном им месте, нет.
Чертыхнувшись в последний раз, он запустил режим гибернации, мягко осел у так и не давшего ему ничего источника тока…
И погас.
Примерно в это же время за разделяющей его с Аей и Мэттом тонкой стеной из Аиного кармана выползло, шурша длинными тонкими ножками, ажурное нечто. Оно замерло, детектируя окружающее пространство, и услышало примерно на одинаковом расстоянии от себя не один, а целых два электрически активных человеческих мозга, причём электрическая активность одного на несколько порядков превосходила активность другого.
Не колеблясь ни секунды, оно выбрало тот, чей гамма-ритм, сохраняя нормальную частоту в сотню герц, по амплитуде зашкаливал за несколько вольт, вскарабкалось на человеческую голову с длинными волнистыми волосами и мягко вошло в кожу в районе большого затылочного отверстия.
76. 2331 год. Ая
Сон начался с того, что Ая снова увидела себя маленькой испуганной десятилетней девочкой, только что пережившей смерть и похороны отца.
— Прими решение быть счастливой и будь ею, — сказало пространство, после чего кто-то гулкий и необъятный всколыхнулся то ли внутри, то ли снаружи неё и больно кольнул в затылок.
Боль вспыхнула и погасла, разливаясь по телу тёплой приятной волной. Мучившие её страхи пыхнули вместе с этой болью и вместе с ней же исчезли.
— Папа! — недоверчиво улыбнулась девочка. — Я думала, что ты умер…
— Зачем ты растишь в себе боль? — в свою очередь удивилась прошедшая через неё в ответ горячая дрожь. — Перестань.
— Перестань, перестань, перестань, — её собственным сердцем простучало пространство.
— Хорошо, — согласилась девочка. — Я больше не буду.
Она закрыла глаза, снова открыла их и оказалась лицом к лицу с хитро улыбающимся отцом. Он сидел перед ней на корточках: живой, сильный и счастливый.
— Малодушничаешь? — не столько спросил, сколько констатировал он, обнимая и привлекая её к себе.
Нет, где-то там, у его плеча, замотала головой девочка, я просто болею — то приобретениями, то потерями, ну, где же ты был?..