Он усмехнулся:
— А ведь от того, что тебя не станет, в этом мире ничего не изменится в лучшую сторону.
Аина шишковидная железа, сращённая с острым хвостом сидящего в её волосах рыжего "паучка", открыла "ворота снов" так широко, как только это было возможно: сны, пронизанные ощущением бесконечного дежавю, плыли и плыли в Ае, сменяя друг друга быстрым калейдоскопом — и старые, снившиеся давным-давно, и новые, но так похожие на старые, что разницы между ними Ае было не уловить.
Она, привыкшая быть хозяйкой своему телу, теперь беспомощно дрейфовала в накатывающих образах, как сонная белка в разукрашенном собственными изображениями беличьем колесе, и спасти её было некому.
Если бы кому-нибудь и случилось сейчас спросить у неё что-нибудь типа: "Ну, как же так? Как можно, обладая силой, достаточной для глобальных метаморфоз, не суметь справиться с крохотной метаморфозой собственного сознания?", то она даже не развела бы недоумённо руками: руки её, разметавшиеся по горячей постели, ей больше не принадлежали.
Как, собственно говоря, и жизнь, которую больше не на что было тратить.
Когда разницы между головой, на которой он сидел, и окружающей средой больше не стало, оранжевый "паучок" вынул наружу своё тонкое жало, замер, оценивая остальные окрестности, и обнаружил неподалёку спящего мальчика.
В одно мгновенье он решительно поджал ножки, скатился с Аиной головы и, просеменив по неживой ворсистой поверхности, так же деловито вскарабкался на голову Мэтта.
77. 2331 год. Мэтт
Мэтт проснулся от того, что захотел в туалет.
Несколько секунд после пробуждения он, всё ещё находящийся во власти только что отпустившего его странного сна, не мог вспомнить, где он и что с ним. Он сел, спустил ноги на пол… и только тут отчётливо представил себе настоящее.
Шок его был так велик, что он побелел, охнул и, не веря самому себе, так и не посмел обернуться назад.
В комнате по-прежнему было темно и тихо, но в тандеме с ажурной оранжевой штукой, снова плотно устроившейся в его волосах, Мэтту и не нужен был свет: и так, без света, было до ужаса понятно, что Ая лежит у него за спиной, развернув к потолку кукольное восковое лицо, что она равнодушно смотрит в пустоту стеклянными зелёными глазами, что Бенжи, скрючившись, валяется чёрной безжизненной грудой в каморке за фикусом, что приютившая их семья пока ещё спит и что в недрах их маленького совмещённого санузла висит на кончике крана накопившаяся там за утро маленькая прозрачная влажная водяная капля.
И понимание это было таким неподъёмным, что Мэтт не выдержал и закричал. Страшно, не по-детски, переходя на визг.
Сидящая у него в волосах штука от этого визга вздрогнула, съёжилась, свалилась между его босых ступней на пол, и, движимый острым непонятным чувством, Мэтт гадливо раздавил её, возвращая себе блаженное непонимание.
С пару секунд он сидел неподвижно, после чего медленно развернулся и пошёл шарить руками у себя за спиной, ощупывая вернувшуюся тьму.
Руки его наткнулись на Аю одновременно с донёсшимся из соседней комнаты испуганным детским плачем.
— Что случилось? — голосом марсианина спросила у него за спиной темнота.
— Ая… — обречённо прошептал мальчик. — И Бенжи…
Электричества по-прежнему не было. Мэтт сидел в сумраке с чашкой молока в трясущихся руках, и зубы его цокали о чашку.
— Чёрт побери, я даже не знаю, как он заряжается, — пожаловался марсианин, опуская потухшего андроида на пол у дивана, рядом со снятым с флаера аккумулятором.
Мэтт с гномиком переглянулись, и гномик пожал плечами: понятия не имею.
— Рук-ки, — заикаясь, сказал Мэтт.
— Значит, руки.
Голова у Бенжи безжизненно свешивалась на грудь.
Марсианин взялся за тонкую серебристую ручку, повертел её вверх-вниз в поисках оголённых контактов, вздохнул и приложил пальцы андроида к тонким клеммам.
— По-моему, так.
Лишённые жизни холодные пальцы не хотели никуда прижиматься, и ему пришлось долго держать узкопалую ладошку робота в своей ладони, — до тех пор, пока та не дрогнула.
— Как слону булочка, — не открывая глаз, наконец слабым голосом пошутил Бенжи и самостоятельно сжал пальцами клеммы.
— Ну, а что ты ждал от моего скромного дома? — облегчённо вздохнул мужчина. — Пост сдал, пост принял, — подмигнул он Мэтту, отпуская ожившую руку андроида, и Мэтт поспешно поставил чашку с недопитым молоком на подлокотник, съехал с дивана и прижался к Бенжи маленьким испуганным цыплёнком: он знал, что люди умирают, а вещи ломаются, но Ая была Аей, а Бенжи и в самые худшие времена оставался Бенжи.