И улыбнулся.
78. 2336 год. Лукаш
Осень была жёлтой, сырой и тёплой.
Лукаш сидел на мокрой деревянной скамейке под большой старой липой и смотрел на то, как в паре метров от него две вороны деловито разделывают грязный пластиковый пакет.
Он засунул руку в карман, нащупал там кусок хлеба и поманил ворон другой, свободной рукой.
Малыш возник у скамейки так внезапно, что реализат даже вздрогнул.
Комбинезон у мальчика был испачкан, а из-под яркой полосатой шапочки выбивалась непослушная мокрая прядка. Ничуть не смущаясь, малыш наклонил головку и какое-то время пристально разглядывал Лукаша, после чего вскарабкался к нему на скамейку, уселся рядом и спросил:
— Ты дедушка?
— Нет, — хмыкнул Лукаш. — Я бабушка.
И протянул мальчику найденный в кармане хлеб:
— Не хочешь покормить птиц?
Нет, покачал головой мальчик.
— Но ты не похож на бабушку. У тебя голос другой, — сказал он.
— А я и бабушкиным голосом тоже умею. Бабушки бывают разные, — выдал Лукаш низким женским контральто и, разломав хлеб надвое, кинул его подскакавшим воронам.
— Но ты всё равно не похож на бабушку, — сказал мальчик.
С липы сорвался и, откружившись, лёг ему на коленки влажный жёлтый лист.
Мальчик улыбнулся, показывая маленькие острые зубки, и Лукаш в ответ многозначительно поднял бровь:
— О! Такой маленький, а уже такие большие зубы…
— У меня не большие зубы, я же не крокодил, — обиделся мальчик.
— А кто?
— Человек. У меня и фамилия есть.
— И имя есть?
— Есть.
— И как же тебя зовут?
— Карел Гавранек.[23]
— И что ты сегодня делал, Карел?
— Я сегодня вышел из дома и сюда пришёл, — сказал мальчик. — Бегал, падал, бегал, падал.
— А падал-то зачем?
— Ты смешной дедушка. Просто падал.
— Смешной, — согласился Лукаш. — И ты смешной.
— Ххаф, — сказал мальчик, и, вторя ему, высоко в липовой кроне шумно вздохнул ветер.
Липа качнулась, крупно задрожала тонкими обвисшими лапами — то ли танцуя, то ли смеясь. Целая туча мокрых листьев сорвалась с неё и, гонимая ветром, пронеслась куда-то мимо сидящих на скамейке старика и мальчика бесчисленной жёлтой стайкой.
На коленках у мальчика остался ещё один лист.
— А ты знаешь, Воронёнок, что есть такая примета: если, не касаясь земли, тебе вдруг в руки падает с дерева лист, ты можешь загадать желание? — усмехнулся Лукаш.
— Зачем? — удивился мальчик. — У меня и так всё получается. Иногда мне даже грустно от этого, но я же не буду хотеть, чтобы не получалось?
Он провёл ладошкой по лбу, убирая белокурую чёлку.
— Так уж и всё? — в свою очередь удивился старик.
— Я просто не хочу неправильного, — хитро прищурился малыш.
— Неправильного?
— Неправильного. Того, что мешает друг другу, что друг другу не подходит.
Какое-то время они так и сидели молча: старик, маленький мальчик и — высоко над ними, среди наполовину облетевших липовых ветвей — две вороны. Затем одна из ворон словно вспомнила что-то: забеспокоилась, завертелась, торопливо спустилась вниз, к мальчику, и многозначительно сказала:
— Кар!
— Ой! — засуетился малыш, поспешно слезая со скамейки. — Мне домой пора!
— Пора так пора, — развёл руками Лукаш. — Беги, Карел. Но не падай.
И долго-долго смотрел мальчику вслед: как тот бежит по усыпанной жёлтыми листьями дорожке, как прыгает бубон его разноцветной полосатой шапочки, и как вслед за ним торопятся, перелетая с липы на липу, две вороны.