Статья вызвала во мне раздражение. Подумалось, что мне бы вовсе не хотелось вникать во все эти детали, как, наверное, не хотелось бы знать о подробностях измены моего любимого. Пожалуй, мне ближе образ поэта, каким он запомнился Бунину в Эстонии, куда он приехал после получения Нобелевской премии. Игорь-Северянин был одет в потертое пальто и шапку из меха кенгуру.
Поэт писал о Ревеле, куда –
Во времена моей юности в столице Эстонии помимо впечатлений от готической архитектуры и замечательных пригородов, всегда можно было обогатиться еще и каким- либо дефицитом. Все казалось там необыкновенным: чистые узенькие улочки старого города, опрятные старушки, наслаждающиеся бесконечными чашечками кофе и восхитительно-свежими булочками в крохотных кафе, пригороды с симпатичными коттеджами и газонами, усеянными цветами.
В Таллинне я устриц не вкусила, зато самые обыденные, казалось бы, вещи были там гораздо красивее, чем то, что можно было найти на полках питерских магазинов. Я периодически привозила себе, своим подругам, родственникам и коллегам махровые халаты, кожаные домашние тапочки, белье, конфеты и неизменный ликер «Вана Таллинн». В перерывах между посещением магазинов в Таллинне всегда можно было расслабиться в небольшом уютном кафе, ресторане, а то и варьете.
Нам с Катей особенно полюбились небольшое кафе от птицефабрики, в котором подавали тогда еще неслыханную у нас куру-гриль с укропным соусом и бар при гостинице «Виру», где мы обычно заказывали себе какие-то экзотические коктейли с неизменными солеными орешками. Иногда я приезжала туда со своими друзьями на машине, и, как правило, привозила своего очередного бойфренда на смотрины. Побывала я там и со своим теперь уже бывшим мужем. Моя подруга и её мама стойко терпели мои нашествия, демонстрируя неизменное гостеприимство. Но мои отношения так и не сложились, ни с бойфрендами, ни с мужем. Может, это было некое влияние самого города, который каким-то образом пытался отомстить нежеланным пришельцам?
Ни для кого не было секретом, что в Прибалтике не любили и не любят русских. Да и где нынче заграницей любят русских? Образ россиянина неизменно связан с мафией или новыми русскими. Русские туристы теперь опережают немецких в рейтинге «самых плохих» заграницей. Они прячут шезлонги в своих гостиничных номерах, а не бросают на них полотенца, как немецкие туристы. Они нахально вклиниваются в очередь, потрясая наличкой, носят «сомнительную» одежду, спортивные костюмы, золото, ругаются и рыгают во время еды. Мужчин обычно сопровождают жены или подруги лет на 20 моложе, чем они.
Однажды слышала от сотрудницы британского консульства в Санкт Петербурге, что они увеличили стоимость виз для россиян, потому что видели как новые русские тратят деньги заграницей. А моя двоюродная сестра-экскурсовод рассказывала, что когда она по началу сопровождала автобусы с российскими туристами, в основном женщинами, в Италию, полиция при виде такого обилия россиянок объявляла чрезвычайную ситуацию — думала, что прибывала очередная партия представительниц древней профессии.
Как-то раз я приехала в Таллинн как раз со своим очередным бойфрендом. Катя решила повести нас во вновь открывшийся популярный бар «Лисья Нора». Подойдя к бару, мы обнаружили очередь перед входом. Очередь молчаливо и обреченно стояла, не двигаясь, и взирала на некоторые вновь подошедшие удачливые пары, перед которыми услужливо распахивалась дверь. Когда мы, наконец, не выдержали мучительного ожидания и поинтересовались у вальяжного метрдотеля, почему нас «не пущают» в «Нору», он ответил — У нас все столики зарезервированы. Хотя мы специально предварительно узнали по телефону, что резервирование не требовалось. Мы посовещались и решили сообщить о таком возмутительном факте обращения с клиентами «куда следует» — в КГБ. Катя привела нас в соответствующее здание, и на удивление, нас довольно демократично принял какой-то чин. Первое, что мы увидели на стене его кабинета — эмблему бара «Лисья Нора». — Из огня — да в полымя! Похоже, что удачи здесь нам не видать. Они, по-видимому, связаны одной веревочкой, — подумала я.