– Он не только женщин унижает, – откликнулся Фрэнки. – Так что не думай, что тебе как-то особенно повезло.
Я забыла склеить фрагменты партитуры для аккомпаниатора, и Александр, преподаватель немецкого, который требовал, чтобы все его указания неукоснительно исполнялись, первые десять минут орал на меня: «Дилетантка! Чертова дилетантка! Как он, по-твоему, все это дерьмо перелистывать будет?!» Петь он мне не дал.
Фрэнки проверил температуру горячей воды в своей чашке и сыпанул туда соли из солонки.
– Помнишь, на самой первой неделе? – проговорил он. – Когда он заявил, что не может воспринимать меня всерьез, потому что на мне брюки с принтом?
– Ну, тут он в чем-то прав.
Фрэнки не мог мне ответить, потому что как раз набрал полный рот воды и полоскал горло.
– Представляешь, мне сегодня за утро пришло четыре отказа, – сказала я. – Четыре. Мой личный рекорд.
Он сплюнул в стакан.
– Тебя до сих пор задевают эти отказы? Я для своих специальную папку завел. Когда стану знаменитым, придумаю с ними какой-нибудь перформанс. А тебе пора стать более толстокожей.
– Да я уже.
Он поднял стакан и посмотрел его на свет. В воде плавало все, что до того оседало на его миндалинах и зубах.
– Наоборот, ты очень мягкотелая, Анна, – сказал он. – Как персик.
– Тебе обязательно вот это делать?
– Я заболеваю. А через два дня финал Бриттеновского конкурса.
– Погоди, а ты прошел? Меня-то послали.
– Нашла чему удивляться.
– Я и не удивляюсь, – ответила я. – Конечно, ты прошел! Все потому, что ты тенор, да? Вас и заявилось-то два человека.
– Все потому, что я выдающийся талант.
– Ох уж эта оперная школа. Единственное место в мире, где пришлось бы вводить квоты, чтобы набрать достаточное количество заурядных белых мужчин.
– Не завидуй, дорогуша, – ответил он. – Тебе не идет.
Фрэнки называл дорогушами всех, и мужчин и женщин. Я никогда не понимала, откуда эта его манерность – от бессознательного подражания окружающим парням, которые почти все были голубыми, или – что более цинично – он делал это нарочно. Не повредит, если мужчины, от которых зависит твоя карьера, будут считать, что тебе нравятся мужчины. Отношениям Фрэнки с девушками это совершенно не мешало. Всего два месяца с начала учебного года, а он уже переспал с половиной магистранток – они за это очень злились друг на друга и, судя по всему, нисколечко на него.
– Может, тебе не стоило вчера вечером так надираться? – поинтересовалась я. – Не думал об этом?
Два раза за занятие он выходил проблеваться.
– Ой, пожалуйста, не читай мне мораль! – воскликнул Фрэнки. – Я думал, ты не такая!
– Не такая, как кто? Как другие девушки?
– Ну, не как все эти капризные сопрано, которые никогда не пьют.
– Я пью, – сказала я. – Но только не перед ответственным мероприятием. Я правда чувствую разницу. К моему большому сожалению.
– Надерись в следующий раз! Тебе понравится.
Он включил фонарик на телефоне и попросил посветить ему в горло, посмотреть, нет ли гноя.
– Ничего?
– Ничего, – ответила я. – Все у тебя в порядке.
По пути на занятие по вокалу я открыла письмо. Меня взяли в шорт-лист Мартиньяргского фестиваля. Прослушивание через шесть дней в Париже.
– Конечно, я хочу поехать! – воскликнула я. – Но у меня нет денег.
– Ни у кого нет денег, – ответила Анджела. – Ты певица, а не топ-менеджер. Пора бы привыкнуть.
– Но я не просто так это говорю! – возмутилась я. – Не как Натали, которая уверяет, что у нее не осталось ни гроша, а после обеда заявляется на занятия с пакетами обновок. У меня правда совсем нет денег! Ни на билет, ни на отель – мне ведь еще платить за лондонское жилье и есть что-то надо! Именно это я называю «нет денег».
Она смотрела на меня, словно я упорствую в какой-то ереси, и я почувствовала беспомощную ярость. Мне-то хотелось сочувствия.
– Ну хорошо, как насчет арендной платы? – спросила она. – Может, можно договориться?
– Договориться? Нет, без вариантов.
– А отель тебе зачем? Ты на прослушивание едешь, а не в отпуск.
– Но я же не смогу уложиться в один день! Меня поставили на самое утро. Я вот что подумала: может быть, вы замолвите за меня словечко перед Марикой? Может, факультет даст мне денег в долг? Я все верну!
– Это на прослушивание-то? – сказала Анджела. – Боюсь, что нет. Студенты постоянно ездят по прослушиваниям. Это будет несправедливо по отношению к тем, кто сам ищет средства, не говоря уже о том, что так мы быстро разоримся. Анна, слушай, ну это же Мартиньяргский фестиваль, а не благотворительный концерт. Сегодня утром я утешала Софи, она рыдала, потому что ей пришел отказ, а ведь Софи – хотя она убила бы меня за такие слова – на пять лет тебя старше. Это был ее последний шанс, там ограничение по возрасту – до тридцати, и все время, что она здесь учится, она пыталась туда попасть. Честно, упустить такой шанс – безумие. Скажи прямо: ты просто не хочешь? В этом все дело? Боишься, что не потянешь? Нет, нам, конечно, еще работать и работать, но к лету…