В обед я осознала, что сэндвич забыла дома, поэтому пришлось пить пустой кипяток. Бет – она участвовала во всех постановках, потому что была единственным меццо на нашем курсе, – поинтересовалась, почему я ничего не ем. Я ответила, что у меня детокс.
– О-о, как интересно! – воскликнула она. – Никогда такого не делала. А это полезно для голоса? Может, мне тоже попробовать?
Однажды я услышала, как ребята-певцы обсуждали магистрантку, которая жаловалась, что у нее нет денег: «Как будто она одна такая!» – и я не собиралась совершать ту же ошибку. А вот если ты заботишься о здоровье – это другое дело. Еще и похвалят.
После обеда я занималась самостоятельно, а потом было общее занятие с Марикой, нашим деканом. Проходило оно в концертном зале – окон нет, освещена только сцена. Зал был рассчитан на несколько сотен зрителей, а на занятии присутствовал только наш курс – двенадцать человек, которые теснились на первых рядах, строчили конспекты и заискивающе кивали словам Марики.
Я была рада, что сегодня мне не нужно петь. Я не могла сосредоточиться на учебе, все думала, почему согласилась с ним встретиться – с человеком, который по меньшей мере лет на десять старше меня и вызывает едва ли не неприязнь. «А вдруг это будет полное фиаско», – сказала я Лори, поделившись с ней своими сомнениями: не отменить ли встречу. «Ну да, – отозвалась она. – Не исключено. Но фиаско может подстерегать где угодно».
Марика сегодня была настроена особенно придирчиво, поэтому никому не удавалось пропеть больше одного-двух тактов – она каждого тут же прерывала. За плечами у нее была блестящая сценическая карьера, а с недавних пор она возглавляла вокальный факультет, и все ее боялись. Иногда она очаровательно чудила – танцевала, махала руками и заставляла студентов изображать дерево, – а через минуту могла едко высмеять твое исполнение.
Сейчас она разносила Натали. Та пела двадцать секунд, после чего Марика ее остановила.
– Текст размазан по музыке! – объявила она. – Всюду удвоенные согласные. Места живого нет! Одни дифтонги да дифтонги! Зачем вам столько дифтонгов?
Она прикрыла рот рукой, словно испытывала физическую боль.
– Зачем? – вопросила она.
Натали, казалось, хотела что-то сказать, но это было бы ошибкой. Вопросы Марики почти всегда риторические, и она не любит, чтобы ее выступление прерывали попытками на них ответить. К счастью, прежде чем Натали успела вымолвить хоть слово, Марика сама принялась проговаривать текст.
– E pur così in un giorno perdo fasti e grandezze? – продекламировала она по-итальянски с произношением, о котором настоящий итальянец мог только мечтать. – «Неужто за один день я утратила всю свою славу и величие?» Вот к чему мы стремимся. Примерно так. Давайте, спойте как я.
– E pur così…
– Нет, нет, нет! – в отчаянии перебила Марика. – Не так! А вот так. E pur così, E pur così. Я что, не по-английски говорю?
Одна из ее любимых шуток. Мы все с готовностью захихикали.
Она позволила Натали еще разок попытать счастья, но перебивала ее через две ноты на третью, так что ничего вразумительного у той не вышло. Зато лицо Натали стало куда убедительнее отражать все смятение Клеопатры. Может, именно этого Марика и добивалась.
– Вот откуда у вас здесь апподжиатура? – кричала она. – Апподжиатура – это диссонанс. Для большей выразительности. Зачем нужно выделять просто имя, скажите на милость? Нет, конечно, иногда, – признала она, – бывают обстоятельства, когда апподжиатура на имени необходима, но ЗДЕСЬ НЕ ТОТ СЛУЧАЙ! Не надо так делать. Уши бы мои этого не слышали!
Или:
– Вы же вроде сказали, что разбирали текст с преподавателем итальянского, я не ошибаюсь? Или ошибаюсь? Бога ради, разберите еще разок!
Или:
– Эта нота должна звучать слитно с той. Вообще говоря, оно все должно звучать слитно, но нам бы пока с этим справиться…
Или:
– Это важное слово, Натали, так дайте понять, что оно важное! Это активное слово! Вы понимаете, что значит «активное слово»? И что же? Ну так не дакайте, раз не понимаете! Мы не в начальной школе!
Натали покорно согласилась: не в начальной, и Марика наконец нас отпустила, зевая, как кошка, которая наигралась с мышкой и вместо того, чтобы ее съесть, позволила ей убежать.
До встречи оставался еще час, поэтому я пошла в кафетерий. Софи с выпускного курса, которую я дублировала в «Манон», обедала в одиночестве, и я подсела к ней.
– О, ты еще здесь, – удивилась она. – У тебя сегодня репетиция?
– Нет, просто встречаюсь вечером кое с кем.
– А-а. А у меня дополнительные занятия, – проговорила Софи таким тоном, что сразу стало ясно, кто тут делом занят, а кто балду пинает. – Тим исхитрился найти для меня окошко. Мне для одного прослушивания нужно отработать «Так поступают все женщины», и это меня просто убивает. Надеюсь, хоть он поможет.