Выбрать главу

Лорен уже скинула ей несколько фотографий себя – радостной в обнимку с ухмыляющимся Рукером и игривой Лори Холден. Эмили, успевшая прислать с десяток фоток, видимо, заразилась этим у Ридуса, запечатлев на снимках себя со счастливыми поклонниками, их подарки и пойманного ею мимо проходящего Линкольна. Эндрю выглядел немного уставшим, но определенно не смог отказать малышке Кинни и, уверенно прижав ее к себе, позволил ей сфотографировать себя.

Улыбаясь и проглядывая новости, Даниела была в приподнятом настроении, видя, как хорошо ее друзьям, и что даже хмурый Норман, который почему-то сегодня почти не мелькал на снимках, иногда позволял себе редкую улыбку. Нечаянно перейдя по присланной ей кем-то ссылке, Дани оказалась на чьем-то чужом профиле. Пролистав страничку вниз, она сжала кулаки и стиснула зубы, глаза наполнились слезами, захотелось все бросить и убежать далеко, туда, где хоть что-нибудь спасло бы ее от боли, разрывающей сердце. Прислонившийся к стене Норман и она, та, кто разрушила их семью, на конвенции в том городе, где ее в принципе быть не должно. Он ей врал, что не помнил ту ночь? Или он решил вспомнить и повторить?

Перерыв закончился, и Эрик позвал всех снова на площадку. Дани прикусила губу, чтобы не разрыдаться перед всеми, и, старательно держа лицо, встряхнула волосами, возвращаясь к уже ожидающему ее Хосе. От него не укрылись перемены в ее настроении, он пытался заглянуть ей в глаза, но она постоянно отводила взгляд. Обняв Даниелу, Хосе прижал ее к себе и, наклоняясь, поцеловал в щеку, легким, почти невесомым прикосновением убирая успевшую выкатиться слезинку. Вспышка, и еще один кадр сделан, жаль, их об этом не предупредили, но по довольному выражению лица фотографа Дани поняла, что снимок удался.

Утомительные съемки продолжались почти до самого вечера. Уставший Хосе и расстроенная Даниела прибыли домой, когда уже начало темнеть. Ринувшись к дочке и выразив признательность внимательной к ребенку няне, Дани взглянула на спящую Алекс и, удостоверившись, что она в порядке, позволила себе отправиться в освежающий и, может быть, даже расслабляющий душ. Мысли о том фото не давали покоя, а новые терзающие ее сомнения относительно верности Нормана становились все более похожими на правду.

Покончив с водными процедурами гораздо быстрее Кантилльо, Дани, набрав Мингуса и узнав, что они с Хеленой уже возвращаются, отправилась на кухню, чтобы приготовить к их приезду хоть что-нибудь. Заказав на всякий случай пиццу и сделав несколько легких салатов, Дани была готова к встрече подростка и его матери, которую стоило потерпеть еще один день, и она снова улетела бы, оставляя ее с детьми и хозяином дома наедине, больше не напрягая никого своим присутствием и высокомерием.

Мингус ворвался в дом веселый, немного взъерошенный, но весьма довольный прошедшим днем. Кидаясь к стоящей на столе пицце и вгрызаясь в нее зубами, он чуть ли не замурлыкал от удовольствия. Вскинувшая брови Хелена хмыкнула, следя за поведением сына и, присев на стул, взяла из рук Дани тарелку с фруктовым салатом.

Когда с ужином было покончено, а расходиться все равно никто не захотел, Мингус предложил поиграть в «Монополию», на что взрослые, недолго сопротивляясь, согласились. Мальчишка, почти не замолкая, говорил, как и что делает папа, когда находит время, чтобы составить ему компанию в игре. Хосе, косящийся на бледнеющую с каждой минутой Даниелу, был готов уже взорваться и попросить Мингуса помолчать, но это сделала сама брюнетка, вскочив и вытирая ладонью слезы, сбежав по направлению к своей комнате.

- Я что-то не так сделал? Или сказал? – огорчился подросток, тоже начиная шмыгать носом.

- Нет, просто, думаю, Дани устала сегодня, – ободряюще улыбнулся Хосе и, встав, последовал за спрятавшейся у себя девушкой. – Я проверю, как она.

========== Часть 14 ==========

Любовь - это вовсе не отсутствие боли, это рука помощи, протянутая в тот момент, когда ты переживаешь эту боль.

Лорел Гамильтон «Арлекин»

Что Хосе мог сказать Дани, чтобы подбодрить? Он даже не знал причины ее поведения и не понимал, что могло вновь заставить ее плакать. Вроде, всю прошедшую неделю она находилась в приподнятом настроении, улыбалась и, ловя его взгляды, светилась, вынуждая сжимать кулаки от того, что все его чувства сейчас не к месту и ей они не нужны. Обида на Ридуса жгла ее изнутри, и так быстро она все равно не упала бы в объятия Хосе, как бы он ни старался сблизиться и вернуть ее расположение.

Успев заскочить в комнату до того, как она ее закрыла с другой стороны, Хосе, изогнув бровь, выжидательно посмотрел на Даниелу. Она тяжело дышала и даже не пыталась спрятать своих эмоций. Злость, исходящая от нее, была настолько очевидной, что застывшему в метре от нее мужчине было удивительно, как она все еще держится, чтобы не разнести все вокруг. И он бы ей это с легкостью позволил, не стал бы отговаривать и останавливать. Самое главное, чтобы это помогло и вернуло ее настоящую, живую и яркую.

- Что случилось? – не удержался встревоженный Хосе.

- Он говорил, что ничего не могло быть! Что он ничего не помнит! Что она сама затащила его к себе! Он так говорил, что сам верил в свои слова. Он врал! Она сейчас там – с ним в Атланте! – после громкого крика вначале ее голос сорвался на тихий шепот в конце, и последние слова она пробормотала, утыкаясь лицом в ладони и ничком падая на кровать. – Там… с ним…

- Дани, с чего ты это взяла? Ну и что, что в твиттере увидела? Я вообще там до сих пор никак не разберусь. Выбрось из головы или позвони ему и узнай все из первых уст, – Хосе ликовал в душе. Еще один минус к репутации Ридуса был не лишним, но демонстрировать свою радость девушке, о которой хотелось только заботиться, он не имел никакого права. Присев рядом с ней и погладив по спине, он отгонял мысли, которым в голове не было места: таким способом он ее точно никогда не получит. Любой его неразумный шаг, и она сбежит от него так же, как от Нормана, и тогда все…

Через несколько минут к ним зашел взволнованный Мингус. Опустив глаза в пол и понуро разглядывая свои носки, он не решался поднять взгляд на уткнувшуюся в подушку Дани. Она даже не повернула к нему голову, услышав его шаги.

- Дани, я не хотел. Прости меня, – кусая губы, мальчишка подыскивал подходящие слова утешения.

Отец всегда его учил: чувствуешь свою вину – иди извиняйся. Даже если не знаешь, в чем именно ты виноват, то все равно иди и надейся, что тебя простят, а заодно объяснят причину. Вот он и стоял в комнате перед повернутой к нему спиной Даниелой и отошедшим от нее к кроватке Алекс Хосе и ждал, когда ему разъяснят его ошибку. Хотя умом он определенно понимал, что это связано с отцом, вновь каким-то способом умудрившимся причинить боль девушке, которую любил.

Поджавшая губы Дани поднялась с кровати и, вытирая красные от слез глаза, сделала слабую попытку улыбнуться подростку, растерянно замершему и не осмеливающемуся шагнуть к ней.

- Ты ни в чем не виноват, – дрожащим голосом прошептала Даниела и сама подошла к нему, прислоняясь к его груди.

Мингус был уже на добрых четыре дюйма выше нее и, обнимая, уткнулся в ее волосы, вновь желая вдохнуть аромат дома и понять, что еще ничего не потеряно, что она его не бросит.

И не важно, что в гостиной осталась сидеть любящая его мать, которой, правда, редко есть до него дело, важно то, что именно Дани проводит с ним все время и делает все, чтобы он был счастлив. Ему и самому не мешало бы сделать все, чтобы Даниела была снова счастлива и, желательно, с его отцом. Не всегда принимающим правильные решения, но точно любящим ее больше жизни.

Целое воскресенье Хелена была предельно вежлива со всеми и даже с Даниелой, на которую всегда взирала свысока и с недоверием. Ее явно интересовало поведение Хосе, постоянно увивающегося за девушкой и не позволяющего ей ни в чем нуждаться. Лежа в шезлонге и потягивая приготовленный Дани коктейль, прищурившись, Хелена наблюдала за чуть ли не семейной сценкой, разворачивающейся перед ее глазами. Кантилльо строил уморительные рожицы, отвлекая маленькую Алексис от ненужного плача, пока слегка расстроенная хныканьем дочери Дани переодевала ее. Крутящийся вокруг них Мингус дергал то Хосе, то Даниелу, пытаясь оказать посильную помощь, и успокоился только тогда, когда Алекс оказалась у него на руках, в новых пеленках и с соской во рту.