Поэтому я пришел к выводу, что утверждение Фрейда, будто сновидения в основе своей суть функции исполнения желаний и улучшения сна, слишком узкое, пусть даже основная его мысль о биологической компенсаторной функции, безусловно, верна. Эта компенсаторная функция лишь в ограниченной мере затрагивает само состояние сна, ее основное значение проявляется в отношении к сознательной жизни. Сновидения, как я полагаю, компенсируют сознательную ситуацию текущего момента. Они поддерживают сон, насколько это возможно: приходят по необходимости и автоматически, под влиянием физиологического состояния сна, но нарушают сон, когда того требует их функция, то есть когда компенсирующее содержание настолько интенсивно, что начинает противодействовать сну. А компенсирующее содержание становится особенно интенсивным, когда оно имеет жизненно важное значение для сознательной ориентации.
Уже в 1907 году я указал на компенсаторное соотношение между сознанием и отщепленными комплексами, а также подчеркнул их целенаправленный характер [4]. К тому же выводу независимо от меня пришел и Флурнуа [5]. На основании этих наблюдений становится очевидной возможность возникновения целенаправленных бессознательных импульсов. Впрочем, нужно отметить, что финалистская ориентация бессознательного ни в коем случае не параллельна нашим сознательным намерениям. Как правило, бессознательное содержание сильно отличается от сознательного материала, заметнее всего тогда, когда сознательная установка выраженно приобретает направление, угрожающее жизненным потребностям индивидуума. Чем более односторонней является сознательная установка и чем дальше она отклоняется от оптимума, тем реальнее возможность появления ярких сновидений с контрастным, но целенаправленным содержанием, отражающих саморегуляцию психического. Тело всегда целенаправленно реагирует на увечья, инфекции или любые аномальные условия, а психические функции точно так же воспринимают неестественные или опасные возмущения, запуская целенаправленные защитные механизмы. К числу целенаправленных реакций психического нужно отнести и сновидения, поскольку они предоставляют бессознательный материал в сгруппированной конкретной осознанной ситуации и предлагают его сознанию в символической форме. В этом материале обнаруживаются все те ассоциации, которые остались бессознательными из-за своей слабой проявленности, но которые все-таки обладают достаточной энергией для восприятия в состоянии сна. Конечно, целенаправленная природа содержания сновидений не наблюдается непосредственно извне без тщательного исследования. Необходим анализ явного содержания сновидений, посредством которого мы раскрываем актуальные компенсирующие факторы в латентном содержании. Большая часть физических механизмов защиты носит столь же невыраженный, так сказать, косвенный характер, а их целенаправленность возможно распознать лишь при кропотливом изучении. Мне остается только напомнить читателю о значении лихорадки или процессов нагноения в инфицированной ране.
Процессы психической компенсации почти всегда имеют сугубо индивидуальную природу, что существенно затрудняет процедуру доказательства их компенсирующего характера. Из-за этой особенности зачастую непросто, особенно для начинающих, понять, в какой степени содержание сновидения обладает компенсирующим значением. Исходя из теории компенсации, возникает искушение предположить, например, что каждый, чересчур пессимистично взирающий на свою жизнь, должен видеть исключительно радостные, оптимистические сны. Эти ожидания сбываются, лишь когда мы имеем дело с человеком, чья натура допускает подобного рода «подбадривание». Но если он имеет иные склонности, то его сновидения будут целенаправленно уводить во мрак еще сильнее, нежели сознательная установка. То есть действовать по принципу «подобное лечится подобным».