– … снилось, да, отчетливо как наяву. Будто беседую я с нашим авангар-дистом, Самохваловым у него в мастерской… причем стала этакой Дюймо-вочкой и свободно помещаюсь у него на ладони. Зато каким тоном говорю, Валя, поучаю, стыжу за амбиции, при этом все время отворачиваюсь и от-чаянно кокетничаю! Ужасно бестактно, ничего подобного живому Самох-валову я бы высказать не решилась, да он и слушать бы меня не стал… Как ты сказала: душа моя с ним во сне разговаривала? Вообще-то, он способ-ный, мыслящий, если бы еще поменьше о себе воображал… Да ну, тебя. Ва-ля, опять ты на свою излюбленную тему «он и она», а мне теперь неловко будет, если встретимся невзначай…
Самохвалов попятился, вышел в коридор и неслышно прикрыл за собой дверь. Через несколько минут из нее вышла стройная девушка в черном пальто. Бледное, очень серьезное лицо, черные блестящие волосы, постри-женные наподобие шлема, необычайно красивые ноги…
Да ведь это же Лена! Ну да, Лена, конструктор верхней одежды, о которой он разрабатывал прошлогоднюю коллекцию демисезонных пальто. Как часто Виктор советовался о ней в те кипучие месяцы примерок, прогонов, показов, сколько интересных идей они вдвоем воплотили… Умная девушка, что и гово-рить, классный специалист. Самохвалов, помнится, вое время звучал, разви-вал перед ней свои глобальные творческие концепции, а она больше молчала, слушала. А однажды пришла в новом пальто, которое сшила сама, и попроси-ла, чтобы он оценил. И Самохвалов придирчиво сощурился, долго разгляды-вал обнову со всех сторон и резонно заключил: «Чистой воды Карден!»
Та самая Лена… Прическу только изменила. А серьезность на бледном лице все та же. И пальто то же самое, черное, безукоризненно облегающее, с одной единственной пуговицей у ворота.. Как же он не узнал его на вче-рашней призрачной гостье! А саму Лену разглядел только сейчас… Оказы-вается, у запаренных текучкой конструкторов одежды бывают фигуры, о которых долговязые нескладехи-манекенщицы могут только мечтать.
И этой импозантной умнице Лене он, Самохвалов, снится по ночам…
Он рывком пригладил короткий /под Зайцева/ ежик волос, вышел из укрытия на лестничной клетке и шагнул навстречу девушке:
– Лена, привет, давненько не видались, – выговорил как можно более легко и непринужденно, – все хочу к тебе заглянуть, да замотался и не знаю, в какой ты сейчас мастерской…
– Здравствуй, Витя, – она смутилась, отвела глаза. Но потом пересили-ла себя и задумчиво проговорила, – конечно, тебе некогда, ты ведь теперь знаменитость: интервью для прессы, закрытые показы…
– Да, я очень занят и жалею, что так давно не видел тебя, – веско внес яс-ность Самохвалов, – тебя, такую сногсшибательную в твоем улетном пальтиш-ке от Кардена! Если не возражаешь, можем вместе отпраздновать Новый год.
Не возражаю, после минутного раздумья кивнула Лена, не ведавшая о самохваловских прозрениях. Она улыбнулась, впервые за все время их знакомства. И мгновенно стала другой. Задорно-кокетливой, удивительно похожей на вчерашнюю гостью…
Дарья Булатникова / БЕЛЯК
БЕЛЯК, СВОЛОЧЬ, ОПЯТЬ ПРИШЕЛ НОЧЬЮ СО СВОИМ обычным.
Отдай ноги, – требовал он, – отдай мои ноги…
Павлушка проснулся в поту. Сквозь дыру в брезенте палат-ки светили три звезды, храпели и что-то бормотали во сне красноармейцы, пахло потными, давно немытыми телами, портянками и дегтем. Стараясь ни на кого не наступить, он выбрался наружу, ссл в траву, чувствуя босыми ногами листья и стебли, глубоко вдохнул. Теперь запахи были полынь, чабрец и дым от почти потух-шего костра. Около углей кемарил часовой Вакулин, тощий парнишка, любитель жевать сосновую смолу. Как где сосенка встретится, Вакулин тут же лезет искать желтые потеки и в рот их. Говорит полезно. Павлушка однажды попробовал, больше пе стал горькая.
Обратно к своим не хотелось, тем более что вот-вот опять должно на-чаться, накатить. И что лучше лечь навзничь или обхватить колени и уткнуться в них носом? Додумать красноармеец Пеструхип пе успел опрокинулось на него степное звездное небо, придавило. Крошечной пушинкой закружился Павлушка в бесконечности и открыл глаза уже в знакомом серебристом марево.
Из него проступил сияющий огнями и белизной колопп зал, замель-кали танцующие пары, заиграла музыка. Дядька, похожий на запечного сверчка, лихо размахивал палочкой, поглядывая через плечо. Ну вот, на этот раз… бал. Пришедшее из ниоткуда чужое слово.