24 мая группа легионеров прорвалась все же в монастырский сад и сошлась в рукопашной с его защитниками. Расстрелявшие патроны евреи дрались ножами, зубами, всем, что было под рукой. Они отбили и эту атаку.
Защитники Нотр-Дам были ветеранами Хаганы, людьми самых мирных профессий. Многие из них принадлежали к так называемой творческой элите. Перед рукопашной они прятали в карманы очки — не так-то легко было раздобыть новые. Командовал этим гарнизоном «очкариков» профессор Боденгаймер, декан Иерусалимского университета — причем не военной кафедры, каковой вообще не было, а факультета зоологии.
Батальон Глабба, штурмовавший Нотр-Дам, потерял половину людского состава и почти всех офицеров, так ничего и не добившись. Глабб понял, что не имеющий резервов легион больше не может позволить себе таких потерь. Северный Иерусалим остался за евреями.
Один из командиров легиона вспоминал позднее: «Мои люди дрались, как герои, но евреи сражались с доблестью, превышающей человеческие возможности».
Одновременно с натиском на Нотр-Дам шли бои в южных предместьях Иерусалима, где действовали несколько египетских батальонов, переброшенных из Бейт-Лехема. Ключевым стратегическим пунктом на юге Иерусалима был кибуц Рамат-Рахель. Он господствовал над подступами к южной оконечности города. Кварталы Тальпиот, Макор-Хаим, Катамон невозможно было защитить без этого кибуца. Несколько раз Рамат-Рахель переходил из рук в руки, но в конечном итоге остался у евреев.
Военное счастье чаще всего склоняется на сторону тех, у кого крепче нервы.
Зато в Старом Иерусалиме легион компенсировал себя за все неудачи. Еврейский квартал Старого города пал 28 мая после героической обороны, длившейся несколько недель. Два престарелых раввина с белыми флагами вышли навстречу легионерам, лишь когда защищать квартал было уже, в сущности, и некому, и нечем.
Когда легионеры приняли капитуляцию еврейского квартала и увидели, как малочисленны его защитники, то один из офицеров Джона Глабба сказал: «Если бы мы знали, что вас так мало, то пошли бы на штурм с палками вместо пулеметов и минометов».
Потеря святых мест, а особенно Западной стены — национальной святыни, тяжело воспринималась евреями. Но со стратегической точки зрения падение Еврейского квартала мало отразилось на ходе войны.
Блокада Иерусалима
Конечно, блокада Иерусалима несопоставима с эпопеей Ленинграда. Там — 900 дней нечеловеческого страдания и величия. Здесь — иные масштабы и другой ритм жизни. Но и здесь жителям еврейского Иерусалима довелось пройти через тот же круг ада.
Круг — символ блокадного сознания. Замкнутого, отрезанного от реальности. Человек носится по кругу в тщетных поисках выхода. Оскудевают жизненные силы, атрофируются чувства, ослабевает перед тем, как совсем исчезнуть, само ощущение жизни. Но пока живы люди, жив и город, который они олицетворяют. Каждый прожитый день в блокадных условиях — это подвиг.
За три последние недели мая враг выпустил по городу 10 000 снарядов. 316 человек погибли, 1422 были ранены. Суточный хлебный паек составлял 160 граммов на человека. Люди ели траву и листья. Воду развозили на грузовиках. Каждая семья получала на сутки маленькое ведерко. На мытье воды не хватало, и это было особенно унизительно. Тело становилось неприятным, чужим. Ничто так не раздражает человека, как отчуждение собственного тела.
Каждый день жители города — от старого до малого, включая и ортодоксальных евреев, не устававших проклинать сионистов за свалившиеся беды, — рыли траншеи, строили баррикады. Артобстрелы стали настолько привычными, что на них уже никто не обращал внимания. Город жил и сражался.
А вот штаб Хаганы в осажденном городе работал с досадными сбоями. Командующий иерусалимскими силами Давид Шалтиэль — человек сухой, педантичный, апологет порядка и здравого смысла, не вызывал у своих подчиненных положительных эмоций. Лучше всего он чувствовал себя за письменным столом. Писал Бен-Гуриону пространные, хорошо аргументированные отчеты и поэтому пользовался его полным доверием. Там, где больше всего нужны были прозорливость и интуиция, Шалтиэль пасовал. Так, например, он не оказал своевременной поддержки бойцам Узи Наркиса, прорвавшимся 19 мая в Старый город на помощь осажденному Еврейскому кварталу, что и определило его судьбу.