— Эх, дружище, не в первый и не в последний, — прогремел Вили, широко улыбаясь и хлопая Аска по плечу. — Зато сегодня мы можем спокойно посидеть в таверне за кружкой эля и весело поболтать, — и, увидев, что Аска вместо улыбки перекосило, добавил: — На счёт монет не беспокойся, я плачу сегодня и голодным ты не останешься.
— Вот это здорово! — Аск даже изобразил подобие улыбки и дружески хлопнул Вили по плечу в ответ. — Если говорить на чистоту, с монетой у меня в последнее время отношения разладились, — голодное урчание больного живота подтвердило его слова.
— Кому ты это говоришь! Я, в отличие от тебя, здесь уже второй год и порой почти был на грани. Но вот что я понял — никогда не оставляй надежду на лучшее и всё образуется, — глубокомысленно сказал здоровяк.
И тут, несмотря на весёлый тон и улыбку на лице Вили, Аск, заглянувший в его на миг ставшие печальными светло-голубые глаза, вдруг понял, что весёлый простак — это лишь маска, а под ней скрывается совсем уж непростой и скрытный человек.
Товарищи не спеша, как люди у которых на сегодня нет никаких забот, направились в сторону таверны, где у входа имелась резная, с узорами вывеска «Монета». Таверна располагалась у южной стены, в бедняцком районе, и представляла собой довольно большое строение в два этажа. На первом стояло множество столов. за которыми, обычно к вечеру, было полно желающих поесть или просто выпить бодрящих и веселящих напитков. На втором этаже находились комнаты для гостей. Место было для работяг и слуг и уважаемые горожане сюда не хаживали. В столь ранний час здесь почти никого не было и, к усевшимся за израненный прежними посетителями стол, сразу же подошла одна из дочерей владельца. Звали её Эмма и она была такой же рыжей, как и её вздорная мамаша и ещё семеро братьев и сестёр, которые также трудились в этом заведении. Кто-то кухарил, кто-то смотрел за чистотой и порядком. Отец принимала оплату, мать занималась комнатами наверху, а Эмма обычно разносила за столы заказы. Помимо рыжих волос и веснушек она была такой же безразмерной, как и вся её родня. Почему бы и не жиреть при такой-то жизни?! Были они настоящими богачами среди бедняков, но в число достойных горожан, на что любил посетовать её отец, до сих пор не попали.
— Привет, Здоровяк! — казалось, что Вили в городе любили абсолютно все и неизменно улыбались в ответ на его жизнерадостность — Что-то рановато сегодня. Чего пожелаете? — она нависла над столом как туча, уперев свои большие кулаки в бока и, судя по расплывшимся в стороны щёкам и превратившимся в щёлочки глазам, улыбалась.
— Привет, красавица! — прогремел на всю таверну бас Вили.
Она на это хрюкнула, что, наверное, было смешком в её оригинальном исполнении. Аск отвернулся, якобы глазея на жирные пятна на стене, тщательно скрывая то ли удивление, то ли отвращение. Здоровяк же ухватил рыжую толстуху за локоть, жадно обозревая её безразмерные прелести.
— А что рано пришли, так не по своей воле, без работы сегодня. Принеси-ка нам по кружечке доброго эля, по тарелке вашего знаменитого жаркого с картофелем, да немного хлеба. Ух, и тебя бы слопал сегодня на завтрак, так проголодался! — фирменный хохот Вили заполнил собой всю таверну, заставив дочку хозяина покраснеть.
Папаша рыжей «красавицы», скучавший на табурете у кухонной двери, также покраснел, но явно не от смущения. Был он таких же невменяемых размеров, как и всё их семейство, но черняв и этим выделялся на общем фоне. Шутники не переставали поддевать толстяка по этому поводу, а он уже привык и даже перестал огрызаться в ответ.
— Эль сейчас принесу и самый что ни есть добрый, а жаркое придётся подождать, ещё готовится, — и «красавица» в украшенном жирными пятнами, огромном, сером платье, поплыла в кухню.
Отец что-то пробурчал ей вслед, одарив самого весельчака крайне подозрительным и явно недобрым взглядом. За всё то время, что Аск бывал здесь, он так и не смог привыкнуть ни к грязи, ни к особенностям Вили, ни тем более к семейке Эммы. Каждое новое посещение таверны вызывало у него бурю эмоций. Вот и сейчас его распирало поделиться.