Они повели поверженного «героя» к воротам, не прекращая яростно поносить обнаглевшего селянина. А тот потрогал разбитую камнями голову, вытер платком кровь, тонкой струйкой сбежавшую со лба, поправил шапку. Затем взвалил на плечо суму с сапогами и не спеша направился в город. Он посчитал произошедшее забавным и тут же позабыл и о спасённом псе, и мальчишках-живодёрах, и тем более о их, как он считал, пустых угрозах. Голова однако побаливала и первым делом он запланировал посетить лекаря.
Но не успел селянин ещё и войти в город, как у ворот его окружили стражники.
— Ты напал на мальчишек? — заорал на него их командир с пышными усами. — Велено задержать!
— Подумаешь, нос разбил. Да и то мало, нужно плетьми их, чуть пса не повесили, живодёры. Да и сам он на меня с ножом бросился и голову они мне камнями разбили. Вот, — попытался объяснить стражам как всё было на самом деле и даже показал рану на голове селянин.
— Суд завтра решит, а пока посидишь в темнице, — не желал ничего слышать грозный командир стражей.
Унаса бросили в клетку, отобрав суму и те несколько монет, что он думал потратить на починку и покупки. В той же клетке сидели ещё двое: приличного вида господин, скорее всего наёмник и седой старик, явно из потерянных. В город таких нищих не пускали, а тут даже этот старик, вероятно каким-то чудом пробравшийся за ворота, преступник.
— Ещё один страдалец. Кто ты и зачем здесь? — заговорил с ним наёмник, едва стражи удалились.
— Унас, из Бродов. Я здесь по ошибке и ни в чём не повинен, — спокойно ответил он, присаживаясь на грязную солому к собеседнику.
— А я Рос, наёмник, зашедший в этот проклятый городишко в поисках работы, — приветливо улыбнулся ему воин. — И вот один пустоголовый олух заприметил мой меч и, сколько я ни старался объяснить им, что купил его на рынке в Торе, они так мне и не поверили. На нём видите ли отметины, и он точно его узнал, а хозяин сего меча погиб в походе, когда на караван напали разбойники. Ну нашёл кто-то его меч, продал его мне и что? — вопрошал наёмник, с силой впечатав кулак в ладонь. — А если и у разбойников тех куплен, то я-то здесь при чём? Я же его не убивал и не грабил!
— Ошибка. Не беспокойся, судья во всём разберётся и уже завтра мы будем свободны, — совершенно серьёзно заверил его селянин.
— Ха-а-а, ха-ха-ха, ха-а-а-а! — словно безумный зашёлся хриплым, каркающим смехом старик, обнажая беззубый рот.
— Чего это он? — удивился Унас.
— Ну, вообще-то тут он прав. По всему видно, ты впервые попал в тюрьму и пока ещё представляешь себе суд только по рассказам тех, кто там не был, но слышал от тех, кто, наверное, там побывал, — уже снисходительно улыбнулся наёмник.
— Не понимаю о чём ты и совершенно не принимаю этих насмешек, — возразил на это юноша. — В городе, как и во всей Агрии, правит закон, и судья следит за его исполнением. Я не виновен и завтра, когда всё выяснится, он просто оправдает меня и надеюсь даже заставит стражников извиниться.
— В таком случае этого старика не только оправдают, но и дадут кошель полный монет, — продолжал улыбаться Рос, пока старик ухахатывался на полу.
— А за что он здесь? — спросил Унас.
— Кстати, он почти моего возраста, а выглядит намного старше. Такая жизнь за стеной у потерянных, селянин Унас. Пробрался скрытно в город и украл аж три меры хлеба, но не сумел незаметно выйти обратно. У него за стеной голодают родные и почти старик решил хоть так их спасти. Вот рассуди ты́ чего достоин этот потерянный, — предложил селянину, изобразивший крайнюю степень неуверенности Рос.
— Воровство большой грех и нарушение закона, — последовала пауза, во время которой Унас, казалось, напряжённо размышлял. — Но неужели не было иного выхода для этих людей? У нас в селе воров убивают на месте и без всякого особого суда. Вообще не понимаю почему и откуда берутся все эти потерянные?!
— Отовсюду. А почему? Да потому что однажды теряют работу, здоровье, монеты и не остаётся у них иного пути. Хватает конечно и дураков, и пьяниц, грешников там немало. Такие вообще не люди. Но вот дети, рождённые за стеной, в чём они́ виноваты? — допытывался Рос, явно провоцируя простодушного селянина.
— Дети? Боги правят всем, — только и смог ответить тот.
— Боги правят, но руками людей! Мы сами, наш выбор решает, а боги конечно, либо одобрят, либо проклянут. Завтра нас троих повесят на городской площади и это будет выбор зажратого советника по закону. Это судья примет решение о нашей смерти! А боги, боги конечно оценят. Один из них презрительно хмыкнет, Сет ужаснётся, Вир будет потирать руки от удовольствия. Монк похвалит судью за выгоду, Бог отец лишь бросит взгляд полный печали и равнодушия, — улыбка внезапно смешалась с грустью во взгляде опытного воина.