– Слушай, Серёж, я если всё-таки соберусь топать, то тебе сообщу. И мысль вот какая возникла – маршрут хочу описывать в блокнот. У меня чехол есть специальный, непромокаемый. Ярким оранжевым цветом. Такие альпинисты с собой берут, и спасатели. Его видно издалека.
Собеседник перебил его:
– Слушай, Филипп, прекращай эту самодеятельность. Ты даже толком не знаешь куда топать. И блокнот твой мне совсем не нужен. В мае снег в тайге сойдёт, и мы вместе пойдём. Чего пугаешь-то? Что, так зацепило?
Филипп докурил сигарету, бросил окурок на землю, и растёр его подошвой. После заговорил:
– Серёга, знаешь, такая странная фигня в последнее время происходит – я будто проваливаюсь в полусон, и переношусь в незнакомое место. Но при этом никакой самоидентификации не происходит. Это я про то, что в любом сне происходящее вокруг всегда воспринимается с точки зрения себя – я вижу то, вижу это, я встречаю кого-то. Ну, то есть происходят какие-то события вокруг, и ты их во сне, естественно, не контролируешь совсем, но – всегда есть понимание своего «я». Всё равно при любой абсурдности событий есть уверенное осознание, что это происходит с тобой. А в этих новых снах я себя совсем не знаю. Хотя сны примерно помню.
– А о чём эти сны?
– Я даже не знаю, о чём они. Там много чего происходит, и я объяснить это не могу. Вопросов накопилось очень много. Так вот после того, как эти листы ко мне попали, появилось уверенное знание, что в этом походе я найду ответы на них. Понимаешь?
Сергей покачал головой:
– Нет, не понимаю. Ты так путано рассказал, что я даже не знаю, что надо понять. Может ещё раз попробуешь?
Филипп рассмеялся, и махнул рукой:
– Да ладно, забудь, так это я – сбуровил, сам не знаю что. Всё, давай, пока. Ехай осторожнее, не гони.
– Само собой. Позвоню. И ты, если что решишь, обязательно сообщи.
Хорошо.
*****
Сергей сел в машину, тронулся. А Селин зашагал в сторону своего дома, на ходу достав ещё сигарету, но не закуривал, а просто держал между пальцами. Вечер уже окончательно обратился в ночь, дорогу освещали конусы фонарей, а пешеходов, кроме Филиппа, на улице не было. До дома оставалось идти не больше пары минут, как вдруг, совершенно неожиданно, перед Филиппом возник старый знакомый:
– Филипп Аркадьевич, привет, я уж тебя весь вечер дожидаюсь, пойдём быстрее!
Это был старый знакомый – юный копарь по прозвищу Глист. Совершенно не ожидавший этого появления Филипп, рефлекторно повернулся к нему левым плечом, и сжал кулак правой руки:
– Глист, я тебя сейчас пришибу прямо здесь! Ты чего, совсем охренел? Кидаешься под ноги из засады, как партизан. Что случилось опять?
«Партизан» поднял вверх обе руки:
– Я не виноват! Опять этот специальный агент появился! Тебя искал.
– Какой ещё агент?
– Да какой-какой – тот, что документы приносил!
– И что ему нужно?
– Мне он не говорит. Сказал только, что надо тебя увидеть.
Филипп покачал головой:
– Решил ещё денег рубануть? Где он сейчас?
– Да во дворе на лавочке сидит. Сказал, что не уйдёт, будет ждать. Я уже тебя в «Точку» искать отправился, достал он меня. Пойдём уже.
– Идём, идём. Да я и так домой шёл. Зря ты меня пугал.
– И не пугал совсем. В кусты отошёл ненадолго. Глянул, а тут и ты идёшь!
Селин вдруг решил уточнить:
– Слушай, Глист, а имя-то у тебя какое? А то как-то неудобно тебя Глистом называть. И откуда такое прозвище?
Шагая рядом, парень еле заметно развёл руками:
– Зовут Лёха. А прозвали давным-давно. Ещё в первом классе. У меня фотодерматоз, мне на солнце нельзя раздетым быть. Короче, был в школе медосмотр, я разделся, а кожа цветом почти как молоко. Да ещё и худой. Пацаны как увидели, загалдели: «Гляньте, человек-глист!» Ну, сразу и приклеилось. Так до сих пор и обзывают. Но я привык, не обижаюсь, – Тут он протянул руку вперёд, показывая на сутулую фигуру, – Вон, видите – сидит, курит? Это как раз он ждёт, – определил Лёха-Глист, они как раз заходили внутрь квартала, где жил Филипп.
Пришедший заметил Глиста с Филиппом издалека – ожидая, постоянно крутил головой из стороны в сторону. Приблизившись, Селин сразу заметил, что таинственный «спец-оперативник», как он сам назвал себя при первой встрече, сильно чем-то напуган – часто оглядывается, но не смотрит в их сторону. Когда подошли, он сразу сунул руку во внутрь куртки, и Филипп тут же отшагнул назад, выставив вперёд открытую ладонь:
– Эй дядя, ну-ка давай потише, резких движений не делай, на улице и без тебя страшно, ночь на дворе. С чем пожаловал, что хотел?