— Молитесь Сотворившим, и будете услышаны, — сотню раз говорил он; бруленцы не внимали, отчего-то видя в брате Жане подходящего посредника между собой и Матерью с Воином. Архиепископ Жерар, глава Ордена, несомненно обрадовался бы тому, что отправленный в замок Бру молодой брат пользуется любовью местных жителей и своим примером убеждает их в том, что не стоит бояться Блюдущих Чистоту, но самого брата-расследователя подобное отношение слегка смущало. К тому же оно нисколько не помогало завершить безобразнейшим образом затянувшееся расследование. Обитатели замка Бру улыбались, кланялись, целовали перстень с раухтопазом, просили благословения — но на все вопросы относительно богохульных обрядов закатывали глаза и в страхе клялись, что не слыхали, не видали, а если б слыхали и видали, так немедленно бы сообщили. Не врали — брат Жан это чувствовал, и это радовало; но пользы от той радости не было никакой. Несмотря на все гостеприимство, непритворную симпатию и честную невинность обитателей замка Бру, с каждым днем брат-расследователь чувствовал, что зло делается ближе и сильнее. Оно не торопилось, не бежало вприпрыжку, не неслось вскачь. Зло подходило медленно, неспешно, с властной королевской уверенностью в своем праве. Поначалу еле слышное, тише мыши, скребущейся за стеной, оно теперь звучало все громче. И сегодня оно, пожалуй, впервые заговорило во весь голос. Не в том дело, что монах обнаружил, что заперт, нет. Просто стены стенали, каменные плиты — голосили, пылинки — шептали все о том же, об одном: в замке Бру случилось что-то недоброе. Тень пала на замок, и под тенью вступило в него зло. Отец-настоятель монастыря святого Иллариона мог бы гордиться своим учеником. Расследователь не начал паниковать, не принялся истошно колотить в дверь или выламывать оконную решетку. Он сел за пустой стол, выпрямил спину, прикрыл глаза и начал повторять про себя слова молитвы, сохраняя бдительность и достоинство. Так он мог бы бодрствовать двое, трое суток, лишь изредка прерывая молитву, чтобы глотнуть воды. В пище он не нуждался: моление заменяло и еду, и теплую одежду, и сон, позволяло сохранить ясность ума и готовность к любому действию — хоть к побегу, хоть к сложной беседе.
Когда снаружи раздались приглушенные шаги, скрипнул засов и отворилась дверь, уже успело стемнеть. Монах не зажигал свечи: он отменно видел и в полной темноте, а сейчас, укрепленный молитвой, превосходно различал окружающее и на слух, и на вид. Вкатившегося в комнату невысокого толстенького человечка он узнал еще по шагам. Господин Хенрик Келлиг, управляющий замком Бру. А вот того, что упитанный и изрядно запыхавшийся управляющий с разбегу шлепнется перед ним на колени, брат Жан не ожидал.
— Помогите, ваше преподобие, на вас вся надежда! — зашептал управляющий. — Некому больше, помогите, вы ж Сотворившим служите, вам велено людям помогать… Пальцы вцепились в рясу на колене брата Жана с такой силой, словно господин Келлиг хотел разорвать ее. Монах опустил ладонь на его руку, осторожно отвел напряженные, непокорные пальцы.
— Чем я могу вам помочь?
— Племянника моего они держат, не выпускают, грозятся убить, если помогать не буду, четырнадцать лет всего мальцу, нет у меня другого наследника… — вылил на голову брата Жана ведро причитаний Хенрик.
— Кто? — остановил его брат Жан, опустив руку на плечо. — Расскажите главное, господин Келлиг.
— Да господин барон, чтоб его, богохульника проклятого, приподняло и шлепнуло, чтоб ему на том свете гореть и смолой давиться, чтоб его демоны разорвали и сикось-накось сшили!
— Зачем? — спросил брат-расследователь, надеясь, что Келлиг правильно поймет вопрос.
— Да чтоб я против госпожи Къела свидетельствовать стал, и чтоб помогал ему, убийце проклятущему, гадюке этакой, родную грудь кусающей! Брат Жан с трудом подавил в себе неподобающее желание вылить на голову управляющего остатки воды из кувшина. Он начал задавать вопросы, как его учили, готовя к печальной необходимости вести долгие допросы, и постепенно сумел вытрясти из сыплющего проклятьями господина Келлига суть дела. Господин барон Брулен решил одним махом покончить и с матерью, и с присланной из столицы предсказательницей, которую считал прознатчицей королевского советника, обвинив вторую в убийстве первой. Исполнительницей была назначена служанка, разбитная сеорийская девка, которую брат Жан запомнил из-за зычного голоса и кулаков неженской силы; однажды он увидел, как черноволосая служанка лупит обидевшего ее конюха, и удивился тому, сколько силы пожаловал ей Воин. Вот на эту-то, к несчастью своему, слишком крепкую девку и решили свалить убийство госпожи баронессы: дескать, она столкнула Марту Брулен с башни по приказу Керо Къела.
— Где держат вашего племянника?
— Внизу заперли, в подвале, где картошка. Там у дверей четверо, не пройдешь; не наши они, с вечера из Скоры приехали. А с бароном-то еще двое, их он и слушает…