Меня заводят в тёмное помещение и усаживают на стул. Над головой включается лампа. Рядом такой же стул и, из-за того, что меня не закрепили, я вздрагиваю и шарахаюсь от своего соседа. Он не похож на человека, и я даже боюсь представить, что за зверь над ним поработал.
-Хей, Арнольди, - искалеченное лицо расходится в улыбке разбитых и изрезанных губ, - Я уж думал, ты снова решил на меня обидеться за ту девушку, что я у тебя увёл и уже не придёшь. А ты приехал, но - вот оно как... - и, словно извиняясь, полушепотом, - Прости, Макс, так получилось.
Всю его речь я смещаюсь вбок, и, наконец, стул кончается, переворачиваясь вместе со мной. Упав, я в очередной раз ударяюсь локтём, но подскакиваю и бросаюсь к агенту. Обнимаю его за колени, притягиваю к себе. Непонятно, кому сейчас больнее и страшнее из нас, но я плачу навзрыд. Он тяжело дышит, сквозь разорванную рубашку видны синяки на рёбрах и уже синеющие кровопотёки.
-Брат... - шепчу я, - Как же так? Ты же говорил, что всё в порядке?
-Прости... - выдыхает он.
Несколько секунд тишины, во время которых он даже не успевает немного согреться от моих рук, и меня резко дёргают назад, вырывая из круга света. Судя по звукам, волокут, на руках щелкают наушники, пол холодный, ехать по нему задом неприятно. Агент рвётся, кричит, кого-то убеждает, но загорается дополнительная лампа, меня ставят на колени и в затылок упирает ствол пистолета.
-Ты предал нас, Клаус, отнял наше доверие, - говорит кто-то сбоку, - И за это мы отнимем у тебя брата. Прямо сейчас, на твоих глазах. Если ты после этого сможешь жить, то мы с радостью примем тебя обратно.
-Нет! - кричит агент.
-Брат, всё хорошо, - совершенно спокойно говорю я и сам вздрагиваю от того льда, что разлит в моём голосе, - Всё хорошо, слышишь? Ты ведь всегда хотел меня пристрелить за Алису, да? Теперь твоя мечта исполнится. И всё будет хоро...
Звук выстрела. Перекошенное лицо агента, лёгкая боль в затылке. Я падаю лицом на холодный пол, тянусь руками вперёд, но мне наступают на спину тяжёлым сапогом. Я начинаю задыхаться.
-Вывод через две секунды, - командует рыжая, - Я убавила боль в десять раз. Постарайся не шевелиться, иначе он всё поймёт.
Я слушаюсь. Делаю осторожный вдох, второй. В меня снова стреляют, кто-то кричит совсем рядом.
Собрав волю в кулак, я извиваюсь всем телом, тяну руки, напрягаю колено, старательно открещиваясь от ставшей невыносимой боли.
-Он дёргается, клянусь, он дёргается! - почти истеричный визг, переходящий на ультразвук, - Яно, пристрели его! Пристрели!
-Кого? - грубо интересуется мужчина.
-Того, левого, на крюке!
-Ты, что, поехал? Он же дохлый...
Бум.
Я открываю глаза. Потолок, кажется, потерял свои цвета. Рыжая прячет глаза, лицо у неё бледно-зелёное. Вот так-то девочка, поэтому ты и не годишься для «вживления», что иногда приходится видеть такие ужасы. Или даже участвовать в качестве предмета пытки. Просто потому, что остаются на свете люди, уверенные, что нет зрелища лучше, чем свои собственные органы, вываленные на пол.
-Я всё записала, - говорил она глухо и вдруг вспыхивает, - Как вы можете?
-О чём ты? - я поднимаю взгляд от отчёта о поведении тела.
-Вы смотрели в глаза тому, кто действительно считал вас живым. И не сказали ему, что нечего бояться. Не подали знака, что вы - не настоящий, ни разу не выдали себя сигналами, понятными лишь для него одного. Он же теперь с ума сойдёт. А вы просто встанете сейчас и отправитесь дальше калечить чужие жизни, играться с ними и прикидываться нормальным.
-Это моя работа, - почти без эмоций говорю я и поднимаюсь, - И я выполняю ей так, как надо. А выполни ты также качественно свою, мы бы могли сохранить тело.
И выхожу из кабинета. Разговоры излишни. Отчёт у меня, запись тоже. Хочется смеяться и плакать одновременно. Стоит закрыть глаза, и на внутренней стороне век появляется лицо агента.
Он думает, что ты - живой...
Возможно, мне и вправду стоило выдать чуть более качественную реакцию, нежели просто хлопанье глазами... Но, кто знает, во что бы это тогда вылилось для пусть и искалеченного, но пока живого мужчины. А сейчас его уже наверняка отвязали от стула и дали возможность обнять на прощание тело «брата».
Он думает, что ты - живой...
Останавливаюсь и упираюсь лбом в стену, которая приятно холодит. Тогда мне показалось, что на одно мгновение я оказался на крюке, а потом целую долю секунды смотрел со стороны на тело, распластанное на полу и мужчину, который упал и полз к нему, волоча за собой тяжёлый металлический стул.