А Манечка стоит в полутемной зале перед экзаменационной коллегией и отвечает что-то по политграмоте. Буржуазное происхождение, донос дьячка — и пожалуйте к красному столу под портретом Ленина, словно ей 11 лет, И она еще в гимназии.
За столом сидят три мрачных, волосатых инквизитора и что-то записывают на листах.
Манечка знает все, не даром больше месяца учил ее всевозможным премудростям учитель Сошественский, а он дока, — но в голове пахнет сиренью, и стоит такой сумбур, что впору растеряться и заплакать.
У старшего из коллегии в ногтях траур, — и это ужасно отвлекает мысль от нужного предмета. Да еще лезет в голову неотвязная мысль о папаше, мамаше и тете Лизе. Они сидят в передней и ожидают конца.
— Так-с!.. — говорит правый экзаменатор. — А что такое религия?
— Опиум! — бойко отвечает Манечка.
— Правильно! Это ничего. А кто был Христос?
— Правильно! Это ничего. А кто был Христос?
— Христос… Христос был обманщик пролетариата. Его выдумали попы и архиереи… обманывать трудящихся хижин.
— Гм!.. — урчит левый инквизитор. — Правильно, но формулировка не тово… как его…
Он поджимает губы и задумывается, чем ошарашить голубоглазую жертву. Жертва торопливо дополняет:
— На самом деле его не было. Он — вроде баллады, «Евгений Онегин»… Собирательный тип… для обмана.
— Так!.. Что вы нам скажете о Карле Марксе? Кто он был? — натыкается в книжке на вопрос старший.
Манечка смотрит на его ногти и припоминает страницу, в которой говорилось о Карле Марксе. В ней, кажется, еще лежит лист клена.
— Он был… основоположник… своего имени. Он сочинил манифест… Он был родоначальник…
— Туманно, но… это действительно — основоположник коммунизма и манифест… действительно.
— Кто управляет Российской Социалистической Федеративной Республикой?
— Рыков… Товарищ Рыков и товарищ Каменев.
— Ну… знаете ли… это тово… как его… Обывательская точка.
Манечка спохватывается, вспоминает, что по этому пункту было несколько специальных разговоров с репетитором Сошественским и поправляется:
— Ну да, это народные комиссариаты, а главная власть в руках Совета депутатов, поэтому Россия называется Федеративной.
— Именно… — задумчиво говорит левый. — Это другое дело. А то, кого ни спроси, — все Рыков да Каменев. Так… так… Что бы еще?.. Гм!.. А что такое по-вашему из себя представляют священники?
Манечка представляет себе папашу, тощего попика с козлиной бородкой, с бурсы убоявшегося всех властей предержащих, начиная от урядника и кончая обер-прокурором Святейшего Правительствующего Синода, и потому застрявшего при храме на уездном погосте, — и бойко отвечает:
— Они агенты империализма и культа и служат для морфия… то-бишь для опиума.
— Правильно! — устало говорит старший. — По-моему достаточно. Видно, что гражданка Студитова читала и учила… подготовилась… На собрание пора…
Правый собирает свои бумажки и задает последний вопрос на десерт, хитренько щуря глаза:
— Да, это конечно… А что вы скажете, гражданка Студитова… какую религию исповедует пролетариат?
— Пролетариат… пролетариат исповедует материю…
Мир хижинам, война дворцам… Трудящийся ест, а нетрудящийся не ест… Победим разруху и пролетарий на коня, потому что вся сила пролетариата только в воздушном красном флоте…
— Ну, ладно… Хорошо!.. — торопливо говорит старший. — Вы свободны, гражданка. Студитова. Мы вам ставим вполне удовлетворительно, и можете ехать на службу. До свиданья!
— Уф! Ах! Мерси!.. До свиданья!
Что-то пламенное, горячее ударило в грудь, затуманило мозг, яркая непереносимая радость заполнила душу, и краска ударила в лицо.
Манечка пушинкой вылетает из темной комнаты, перелетает несколько других комнат и коридоров и влетает в приемную.
— Выдержала! Ей богу, выдержала!
Папаша, мамаша и тетя истово с серьезными лицами широко крестятся и немедленно за сим расплываются в торжествующих улыбках.
— Слава тебе, господи!
Манечка тоже крестится и с чувством говорит:
— Слава богу! А уж как я боялась!.. Путали, путали, но ни в чем не сбили… Слава богу!..
— Слава тебе, господи! Слава тебе… — лепечет мать.
— Это я сегодня всю ночь молилась, вот и вышло!.. — радуется Манечка…
Все выходят на зеленую улицу. Запах сирени и отцветающей черемухи щекочет душу и так вызывает беспричинную радость, а тут еще…
— Ах, как это хорошо!.. Слава тебе, господи, — ликует тетя Лиза. — Теперь идемте молебен отслужим. Сохрани бог, кабы не выдержала… А теперь опять на службу… и все по-хорошему.