В объятиях хозяйки Риф блаженно замирает, и только хвост мечется опахалом.
Вечером на боковой аллее «большое собачье общество». Владельцы неспешно прогуливаются, а собаки кружатся по заснеженным газонам. Вылетел из темноты Риф, приветственно взлаял, ткнулся наскоро носом в ласкающие руки и снова унёсся в темноту.
И вдруг оттуда, из темноты, крик, лай, снова крики. Разноголосым хором взорвалась собачья свора, но милицейский свисток заставил владельцев расхватать собак и остаться в тени.
Словом, в ближайшее отделение были доставлены Риф, Инна и импозантный мужчина в роскошной дубленке. Он кричал, что на него натравили собаку, что порвали одежду, искусали, что этого так оставить нельзя. Инна по-девчоночьи ревела в голос и кричала сквозь рёв, что она спокойно шла, а этот стал хватать её, неприлично ругаться, что Риф только залаял и прыгнул ему на грудь, что Риф вообще не кусается.
Инна замолчала после первого же окрика. Мужчина демонстрировал порванную на груди дубленку, а Инна тихо плакала в ожидании дальнейших неприятностей. Риф полизал ей руки и… отправился гулять. Он такого ещё не видел и не нюхал. И поначалу на него не обратили внимания. Все были заняты потерпевшим и коротким разрезом на груди дубленки. Разрез повторялся на пуловере, рубашке, а когда мужчина снял и рубашку, все увидели слева, напротив сердца, красную короткую полоску, пересекающую сентиментальную татуировку – голубка.
– Вот это собака! – сказал кто-то, и все сразу обернулись, отыскивая собаку.
И стало тихо.
Риф стоял возле писавшего протокол дежурного и задумчиво лизал ему щёку и ухо, сбивая набок фуражку. Дежурный, не отрываясь от протокола, отпихивал его локтем, но Риф только переступал с ноги на ногу, продолжая вылизывание.
– Девушка, отзовите собаку, – сказал очень спокойно один из милиционеров.
– Рифуля, – всхлипнула Инна, – ко мне. – Риф оглянулся на неё, но не отошёл, и тогда она добавила. – Дядя не хочет играть, иди сюда.
Риф, не спеша, подошел к ней, сел рядом, положил голову на её колени и прикрыл глаза. Стояла прежняя тишина, и в ней очень громко прозвучал голос молодого парня в штатском, рассматривающего одежду потерпевшего.
– Нет, – возразил он кому-то, – для бритвы порез короткий, похоже, заточка.
– Идите, девушка, – дежурный аккуратно складывал лист протокола вчетверо. – И в случае повторного выгула собаки без поводка будете привлечены к административной ответственности, – закончил он весьма суровым тоном.
Выскакивая с Рифом за дверь, Инна услышала.
– Ну, давайте, гражданин, с вашим порезом разбираться. Собака так не кусает…
Дома Инна долго целовала и всячески ласкала Рифа, а под конец вздохнула:
– И умница ты у меня, и красавчик, а кусаться так и не научился. Как был у тебя вместо хватки щипок, так и остался.
Риф согласно замахал хвостом и подсунул под её руку нос, прося продолжить поглаживание.
Старый Ольгерд
Ольгерд, старая овчарка, очень крупный массивный пёс, не спеша, идёт по бульвару. Когда-то он служил на «Петровке 38», но после того, как пуля перебила ему нерв на левой задней лапе, его комиссовали, и он теперь на покое. Ему через третьих-четвёртых знакомых нашли семью, где согласились принять ветерана, и теперь Ольгерд живёт в квартире и степенно, оберегая больную лапу, гуляет по бульвару привычно слева от хозяина.
Молодой тигровый дог, увидев Ольгерда, взвивается на дыбы, рычит и лает, захлебываясь злостью. Ольгерд продолжает нюхать пень от недавно спиленного дерева. Дог наступает, волоча за собой хозяина, брызги пены и слюны разлетаются вокруг его морды при каждом рывке. Ольгерд медленно поднимает голову и смотрит на дога. Он не рычит, даже не показывает зубов, просто стоит и смотрит. Но воинственно задранный хвост дога начинает опускаться, рычание смолкает. Дог растерянно топчется на месте, и хозяин без труда оттаскивает его. Ольгерд великодушен: он не смотрит, как уводят побеждённого, и возобновляет обнюхивание пня.
Маленький двухмесячный спаниель, потряхивая ушами и крутя хвостиком-пупырышкой, бежит навстречу Ольгерду. Лапки еще заплетаются, щенок наступает себе на ухо и падает. Ольгерд терпеливо ждёт, пока щенок подбежит, потом величаво склоняет лобастую серо-желтую голову и дает щенку потыкаться носиком в свой нос. Начинается урок. Ольгерд лапой легонько толкает щенка в бок. Тот распластывается на дорожке, чуть ли не по-кошачьи впиваясь когтями в песок. Щадя самолюбие малыша, Ольгерд валит его не на спину, а на бок и, держа кончиками клыков тоненькую шейку, негромко урчит. Как только клыки разжимаются, щенок вскакивает и отряхивается. Тональность рыка сразу меняется, становится выговаривающей, и щенок замирает на месте. Ольгерд пригибает голову, подставляя щенку шею. Спаниельчик с разбега бьёт плечом по передней лапе, и Ольгерд осторожно, чтобы не придавить «противника», заваливая непослушный зад, ложится и перекатывается на спину. Пыхтя, цепляясь передними лапками и отталкиваясь задними, щенок забирается к нему на шею, набирает полную пасть жёсткой жёлтой шерсти на горле Ольгерда и дёргает её, мотая головой и восторженно рыча. Ольгерд лежит неподвижно, тихо удовлетворенно рычит, и только толстый пушистый хвост медленно колышется из стороны в сторону.