Разница между разными видами духов деревьев не столь разительная, как например, между породами собак. Я в другом месте уже описывала дух пекана, так что было бы небезынтересно дать вам описание духов дуба, сосны, клёна и берёзы. В одном лесочке я наблюдала красивый дуб. Это было доброе дерево, дух которого был высотой чуть меньше пяти метров и имел человеческую фигуру скорее западного или европейского типа, в отличие от тех, что я описала до того. Его лицо было более овальным и правильным, более миловидным и более «человеческим». Он был цвета тёмной дубовой коры, а его волосы были чёрными.
Духи деревьев длинны и худощавы, подобно длинным фигурам Бёрна-Джонса. Сэр Эдвард Коли Бёрн-Джонс, если вы помните, был британским художником викторианского периода, известный своими рисунками фей. Их окраска немного темнее, чем цвет коры соответствующих деревьев, будучи коричнево-серой, их волосы коричневые, и у них туманные, серые глаза. У них приятный нрав, а их движения скорее быстрые и трепещущие, напоминающие движение листьев на берёзе. Я никогда не видела духов деревьев, цвет которых не был бы в какой-либо мере коричневым, хотя вариации многочисленны – от красно-золотого у секвойи до серо-коричневого у берёзы. Очевидно, это базовые цвета, но также есть связь между цветом коры и духом каждого индивидуального дерева – вероятно, цвет происходит от волокон камбия и коры.
Дух сосны – тёмный, с довольно угловатыми чертами, и довольно большим количеством тёмно-зелёного в нём. Он производит впечатление прямого и откровенного, излучая чувство гармонии. Он не так уж высок – конкретно этот экземпляр был примерно трёхметровым, на вид крепким и мощным, с чёрными волосами (конечно, как обычно) и чёрными глазами. Он выходил из своего дерева с большой осторожностью и оглядывался вокруг, проницательно всё осматривая. У него не столь энергичные качества, как у дуба, который производил действительно мужественное впечатление.
Представляется, что худощавость формы, характерная для всех этих духов, имеет некоторое отношение к стволу дерева и его жизненным потокам. Ибо дух молодого деревца – как его крошечная щепочка, и его форма увеличивается по мере того, как растёт само дерево. (Эти духи молодых деревьев обладают ещё небольшим разумом и выходят наружу из своих стволов, только когда старшие ясно дают понять, что это надо сделать). В общем, форма духа дерева округляется, когда он внутри дерева, соответствуя его контуру. Когда же он выходит наружу, то в заметной мире сплющивается, точно так же, как человеческое тело в глубину меньше, чем в ширину.
Я также наблюдала молодой клён, растущий неподалёку, на краю леса. Он больше, чем другие, демонстрирует «индейский» характер. Его общий вид привлекателен, как на портрете молодого индейца. Тогда как пекан производил впечатление старого солидного индейского воина, в этом клёне было упругое качество юности. Его цвет был в общем желтовато-коричневым, пестрел насыщенно-красным и жёлтым, которые, очевидно, соответствовали цветам его осенних листьев. Вместо волос у него на голове было нечто вроде венка из осенних листьев, что придавало ему очень весёлый вид, и очевидно он был горд этим элегантным эффектом!
Вокруг дома, о котором я пишу, было немного деревьев, в основном берёзы. Лес начинался уже близко, и было легко сравнить жизнь рассеянных деревьев, встреченных в городе или неподалёку от него с условиями здесь, где деревья возле дома составляли практически часть леса. Отдельный пекан, оторванный от своих товарищей, почти лишён жизни, присущей его виду – фактически, у него нет почти никакой, так что в удовлетворении своего интереса ему приходится довольствоваться людьми и животными, в результате чего его ум растёт больше, чем эмоции. Но здесь лес даёт деревьям чувство братства со своими сородичами, благодаря чему они больше интересуются тем, что происходит среди них, чем у людей, хотя они испытывают к людям очень добрые чувства. Но между домом и краем леса было несколько берёз, которые потом срубили на дрова; а остальные деревья были возмущены и относились к людям не очень хорошо. Деревьям не нравится, когда их рубят, гораздо больше, чем фей возмущает, когда расстраивают их планы, потому что, конечно же, жизнь духа дерева прочно связана с жизнью этого дерева.
В этих лесах, которые довольно близко к цивилизации, но всё же намного более дикие, чем городские парки, присутствует чувство ожидания неизбежного и в то же время надежды. В жизни дерева здесь вовсе нет уверенности, и в неё могут вмешаться люди. Конкретно этот лес даёт чувство молодости. Все деревья живут вместе и проявляют тёплые чувства друг к другу, но к людям испытывают определённый интерес, считая их чужаками и чем-то отдельным. Люди склонны думать о деревьях как о дровах, источниках тени или украшениях, но очень редко – как о прекрасных индивидуальностях или вообще о чём-то живом. Деревья это чувствуют, и это пробуждает в них тесный общинный дух, ибо они сознают, что они одного рода, а мы – другого.
Надо внести ясность: деревья реагируют на вещи очень медленно, и им требуется долгое время, чтобы усвоить новый опыт. Их понимание, конечно, ограничено, так что когда мы говорим, что они думают или чувствуют то или иное, это означает, что они реагируют, если сравнивать это с людьми, в полусонной манере. И конечно, между индивидуальными деревьями есть различия. Тем не менее, когда безжалостно вырубают лес, у оставшихся деревьев зарождаются сильные чувства смешанного типа – чувство утраты, они ощущают себя оскорблёнными и одинокими, хотя в то же время у них есть в характере нечто от великого философского спокойствия и чувства неизбежности вещей. Наше представление о лесе – как о месте, хорошо расчищенном, но идеал согласно самим деревьям и феям – это место, где под деревьями много подлеска и дикой жизни. Деревья и феи чувствует тесную связь между собой. Есть феи, которые часто посещают места, где вместе растут подлесок, цветы и травы, но те места, где всё слишком ухожено, их не привлекают. Наши идеалы и идеалы лесной жизни можно было бы примирить, если бы мы перемешали расчищенные земли с большими областями дикой растительности. Многим людям это покажется сентиментальной точкой зрения, потому что (как они скажут) рубить деревья необходимо, чтобы мы могли жить. Конечно, в этом есть какая-то истина, но тем не менее, в нашей западной цивилизации мы и слишком расточительны, и безжалостны, и потребности земли и леса не важны для среднего бизнесмена. Я бывала по всему северо-западу Соединённых Штатов, который сейчас является крупнейшей лесопилкой мира, и видела километры и километры абсолютно бесплодной земли, по которой стояли только пни. Это ужасно – видеть только голые пни без всяких признаков жизни, не видеть фей, где некогда их жизнь была такой богатой и полной, и знать, что величественные кедры, ели и сосны были убиты и оставлены гнить.
На Тихоокеанском шоссе недалеко от Ванкувера есть великолепный первичный лес. Когда я первый раз там была, это был один из самых прекрасных лесов, какие я когда-либо видела, он был богат феями, и в нём царило очень радостное чувство. Но когда я прошла через него снова, то ощутила чувство глубокого ужаса, потому что половина этих великолепных деревьев были срублены, и там, где некогда была красота, царили запустение и безобразие. Чувством немногих оставшихся деревьев был ужас ожидания, у них не было надежды и они ждали, когда их срубят, ведь надо помнить, что деревья не могут убежать. Мне сказали, что этой лесозаготовительной компании правительство и частные лица предлагали большую сумму денег или равноценный лес в другом месте, чтобы они не рубили этот. Это был один из редких кусочков первичного леса, оставшихся в этой части света. Подумайте только, как много потеряли тысячи людей, живущие вдоль Тихоокеанского шоссе, которых лишили возможности гулять в самом сердце этого великолепного леса!