К тому же, через некоторое время сотрудникам ЮНПИСа удалось обнаружить сверхсекретный пункт управления тем самым спутником, о котором упомянул в беседе со мной Брилер. В результате блестящей операции по захвату этого объекта была добыта целая гора документов, неопровержимо свидетельствующих о причастности армейского руководства к этой афере. К сожалению, сам спутник заполучить не удалось: при спуске его с орбиты сработала система самоподрыва, и обломки бесследно канули в пасти Индийского океана…
Дело «о причинении физического и психического ущерба военнослужащим» рассматривал Гаагский Международный Трибунал. Процесс был закрытым, но ЮНПИС позаботился о том, чтобы наиболее красноречивые факты просочились в открытую печать. На суде я фигурировал в качестве свидетеля обвинения, следствием чего стал мой вынужденный уход с оперативной работы в ЮНПИСе: ведь когда наш агент «засвечен» на широкой публике, ничего не остается, кроме как использовать его на канцелярской работе в нашей «конторе». Что Брилер с Дефорски и сделали…
Несмотря на мощное противодействие со стороны военной верхушки, в ходе процесса были также заслушаны показания ряда «пострадавших» — в том числе и парней из группы лейтенанта Бикоффа. В один голос они вначале заявляли, что ничего особенного с ними не происходило. Они даже сумели с более-менее достаточными подробностями описать все свои действия при выполнении задания от начала до конца. Но, как выяснилось в результате применения спецсредств, позволяющих разблокировать подсознание, у ребят имелись и другие «картинки» в мозгу. И тогда они поведали то, что им всем в и д е л о с ь…
Суд принял строгое, но справедливое решение, и результаты не заставили себя долго ждать. В армии постепенно стал раскручиваться маховик массовых увольнений, дезертирств и отказов выполнять приказы… Все больше молодых людей пытались избежать службы в вооруженных силах… Один за другим закрывались призывные и вербовочные пункты… Тех, кто не хотел уволиться из армии по собственному желанию, попросту выкидывали за борт в ходе начавшейся ликвидации вооруженных сил, проходившей под вывеской «военной реформы»… Европарламент принял «историческое решение» о переходе от воинской обязанности к так называемой «милиционной системе». На практике это означало, что от военного ведомства оставалась лишь надежно законсервированная инфраструктура, включающая системы управления и связи, командные пункты, склады с техникой и вооружением, да горстка чиновников, отличающихся от прочих государственных служащих лишь мундирами… В случае агрессии извне — скажем, полезли бы на нас с бластерами наперевес некие инопланетные собратья по разуму — должна была бы осуществиться массовая мобилизация мужской части населения, причем в течение короткого срока мужчины расправились бы с супостатом, а затем вновь вернулись бы к благам мирной жизни… Подобные идеи, по данным историков, имели место еще в прошлом веке, но тогда человечество посчитало, что еще рановато претворять их в жизнь — нерешительными личностями были наши предки!..
Как известно, лес рубят — щепки летят, много горячих, запачканных кровью щепок…
Некоторые «бывшие» покончили с собой. Другие — пали жертвой инфарктов, скоропостижных инсультов и прочих недугов, возникающих на почве стресса… В газетах все чаще появлялись фамилии бывших генералов и старших офицеров в траурной рамочке. Однажды в такой рамке я увидел знакомое лицо: субкоммандант войск специального назначения Григ Ченстохович. Тоже бывший, конечно…
Все это не могло не радовать нас, сотрудников самой крупной из всех организаций борцов за мир (хотя в моей душе, как в безупречном на вид яблоке, вес-таки копошился некий червячок), и на этой истории можно было бы ставить точку, если бы спустя некоторое время она не получила довольно неожиданного продолжения.
Будучи как-то по делам ЮНПИСа в Мюнхене, я решил перехватить чашку кофе с гамбургером в открытом кафе «Дракон» на Армстронг-плац, но когда ко мне подошел официант, чтобы принять заказ, я опешил: это был не кто иной, как бывший ефрейтор-мор Василий Ромпало по кличке «Белорус».
Мой «ленч» был безнадежно испорчен, потому что Белорус, который, насколько мне помнилось, никогда не отличался сдержанностью, тут же попытался дать мне по морде, и только рефлексы бывшего участника событий в Пандухе позволили мне сохранить лицо — в буквальном смысле, пожалуй, больше, нежели в переносном… Потом Василий, как и подобает любой нормальной истеричной натуре, разрыдался, и в течение следующих полутора часов с гаком я убедился в том, что он заслуживает статус алкоголика с изрядным стажем. В промежутках между порциями скотч-виски Ромпало поведал мне о судьбе своего бывшего командира…
ЕВГЕНИЙ БИКОФФ, БЫВШИЙ ФИЛД-ЛЕЙТЕНАНТ (РЕКОНСТРУКЦИЯ)
Смотровая площадка на крыше семнадцатиэтажного отеля была облюбована им давно. Как он и предполагал, в этот ранний час здесь еще не было ни души.
Между колонн, поддерживающих стеклянный навес, стояли белые столики и кресла-качалки. Некоторые кресла слегка покачивались под дуновением ветерка, и казалось, что в них только что кто-то сидел…
Прежде всего, он открыл свой чемоданчик и достал распылитель и портативный бетоноструйный аппарат. Для начала деловито замуровал вход на площадку. Потом, направив струю несмываемой краски вверх, сделал навес непроницаемо-черным. Удовлетворенно хмыкнул, сел у парапета ограждения крыши и извлек из того же чемодана складную винтовку 45-го калибра австрийского производства с высокоточным прицелом и самонаводящимися пулями. Неторопливо собрал и зарядил ее. Проверил прицел. В окуляре, перечеркнутом перекрестьем тонких, светящихся линий, он видел прохожих и машины на улицах внизу так близко, будто они находились в десяти метрах, хотя силуэты все же расплывались: как всегда, утром над городом висела дымка смога.
«Гады! Гады и сволочи! Все вокруг — подонки и свиньи!», снова застучало в затуманенном бессонницей мозгу. Пальцы дрогнули. Нужно было успокоиться.
Он опустил винтовку на колени, достал из кармана драгоценный пакетик, на покупку которого ушли все его последние монеты, и проглотил, не чувствуя вкуса, зеленоватый порошок наркотика.
Снизу раздавались гудки автомобилей, сверху доносился свист скайдеров и жужжание персональных вертолетов. Где-то на уровне пятнадцатого этажа в отеле вовсю надрывалась музыка: видно, кто-то спозаранку решил подышать смогом, раз распахнул окно…
Он опять взял винтовку, чувствуя, как его охватывает необычайное спокойствие. Страха теперь не осталось. Ненависти, впрочем, тоже. Осталась только задача. Задача, которую он поставил самому себе: уничтожить весь этот гнилой, волчий мир, чтоб ему цветок в прорубь, как говаривал один бригадный коммандант сотню… нет, тысячу лет назад…
Затвор жадно щелкнул. Он купил винтовку из-под полы у случайного перекупщика оружия вчера, после того, как ему каким-то чудом удалось выиграть пару сотен монет в рулетку. А днем раньше ему пришло извещение. Посредством этой гнусной бумажонки агентство по аренде жилья давало ему три дня на то, чтобы погасить трехмесячную задолженность за ту вонючую конуру, которую он снимал у них… Скоты!
Это и привело его на крышу отеля. А может быть, все началось еще три года назад, когда он был уволен с военной службы, что называется, «подчистую»? Врачи тогда обнаружили у него некий синдром, якобы не позволяющий служить дальше… Места на «гражданке» он так и не смог найти, да и не очень-то хотел. Это была не его жизнь. Он стал играть — сначала в казино, в карты, потом — в рулетку. Естественно, проигрывал чаще, чем выигрывал…
Постепенно в нем все крепла злоба, звериная злоба на тех красивых, правильных умников, которые не захотели признать его права быть профессиональным милитаром, оберегающим их, этих сволочей, от посягательств внешних и внутренних врагов.
Именно поэтому он теперь, не колеблясь, открыл огонь — по людям, что беззаботно ходили там, внизу…
Пока его обнаружили, он успел убить сорок пять человек, десять человек ранил и сжег пять наиболее роскошных машин. Патронов у него было вдоволь, поэтому он стрелял быстро, а «умные» пули сами находили цель.