Рамиров, скривившись от боли, ощупал пострадавшие места своей головы и повернулся к Джильке, испуганно жавшейся к стене.
Машинально оправляя порванное платье, она как-то странно смотрела на отца.
— С тобой все в порядке? — спросил Ян и шагнул к девушке, чтобы обнять ее, но она молча попятилась — вернее, попыталась попятиться от него, хотя стена не давала ей сделать это.
В этот момент Рамиров с горечью и отчаянием вспомнил, как когда-то вот так же вела себя жена Юля, когда он защитил ее от хулиганов. История повторяется, подумал он. И вовсе не обязательно в виде фарса, какой уж тут фарс… Видно, так мне суждено: спасать дорогих мне женщин и натыкаться на стену из их отчужденного презрения…
— Джилька, — сказал он и все-таки обнял скованные мелкой дрожью плечи дочери. — Теперь ты поняла, почему я не могу, не имею права любить твою маму? До тех пор, пока во мне сидит… э т о… я недостоин вас обеих…
Джилька уткнулась лицом в его грудь и наконец-то заплакала.
— Какой же ты у меня дурачок, па, — выдавила она сквозь слезы.
И стена, начавшая было вырастать между ними в этот вечер, сразу рухнула.
РЕТРОСПЕКТИВА-2. ВСТРЕЧА В БАНКЕ
Очередь к стойке двигалась с такой скоростью, что Рамиров успел досконально изучить все рекламные щиты на стенах. Он уже в тысячный раз проклял себя за то, что тащился в банк по жаре через весь город. Но добывать деньги надо было обязательно, во избежание трений с хозяйкой пансиона.
Наконец, подошел его черед сунуть в заветное окошечко стойки голову.
— Слушаю вас, сэр, — заученно улыбнулся приторно-вежливый клерк, сидевший за толстым — видимо, пуленепробиваемым — стеклом.
— Посмотрите, пожалуйста, — Рамиров протянул клерку свою книжку ветерана Пандуха. Ян всегда терялся в подобных ситуациях, потому что, с его точки зрения, попытки получить от властей какие-либо — пусть даже законно причитающиеся — деньги, здорово смахивали на попрошайничество. — Понимаете… там должны были перевести… ежеквартальное пособие…
Но клерк уже не внимал, пощелкивая клавиатурой мощного банковского турбо-компьютера. Потом, все так же бесстрастно улыбаясь в пространство, осведомился:
— Вы имеете в виду пособие ветерану войны, сэр?
— Да, да, — торопливо согласился Рамиров. — Вот именно…
Молодой человек за окошечком вежливо проговорил:
— Извините, сэр, но с этого месяца выплата данного пособия прекращена. Весьма сожалею.
— То есть как?.. — не понял Рамиров. — Но почему?
Клерк был галантен до конца. Он явно подражал безупречно корректным, холеным героям телерекламы.
— Наш банк только исполняет решения правительства, сэр, а именно такое решение было принято в прошлом месяце. Если оно вас не устраивает — советую обратиться в Министерство социального обеспечения, сэр… Слушаю вас, мадам? — этот вопрос был предназначен женщине, стоявшей за Рамировым, и явно не допускал возможности дальнейшего продолжения диалога.
«Ровно десять секунд на обслуживание каждого клиента — такова оперативность обслуживания в Центральном Банке Евронаций!», вспомнил Рамиров голос за кадром рекламной заставки… Лучше бы он грязно обругал меня и напрямую посоветовал убираться к такой-то матери со своей вонючей ветеранской книжкой, чем вот так вежливо, с непременным обращением как к «сэру», как и положено в солидном учреждении…
Чувствуя себя так, будто ему плюнули на ботинок, он отошел от стойки и бессмысленно уставился на ближайший рекламный щит.
Идей по поводу дальнейших действий в голове не было. Так сказать, отсутствие присутствия… Возвращаться домой без денег было равносильно прыжку под мчащийся на полном ходу трейлер-панелевоз. Рамиров представил себе злобно брызжущую слюной мадам Лэст и мысленно даже застонал от отвращения, отчаяния и унижения, нахлынувших на него одновременно.
В этот момент кто-то сильно вдарил Рамирова по спине. Так, что показалось, будто лопатки прочно влипли в ребра и теперь суждено на всю оставшуюся жизнь остаться плоским, словно камбала.
Ян резко обернулся и увидел перед собой широко улыбающееся лицо.
Это был Виктор Кранц, по прозвищу «Тугой». В Пандухе он служил с Рамировым в одной роте. За прошедшие двадцать лет Витька, конечно, изменился, но не настолько, чтобы его нельзя было узнать. На нем были потрепанные брюки «макговерн» и куртка-ветровка поверх майки с аляпистой надписью на груди «Горный тигр». Рамирова только слегка удивило, что, несмотря на жару, на голове Тугого красовалась шапочка из необычной черной ткани, плотно обтягивающая уши.