– Не думаю. Я объясню, почему так думаю. Может, позавтракаем? Чаю хочу, горячего.
– А я кофе, – Ислана зевает, прикрывая рот ладошкой. – Погода такая, спать бы и спать.
– Бодровинчику? – подзуживает Димид.
– Твою гадость только с похмелья пить, – сморщилась Ислана. – Лучше кофе.
Ворота главного гаража распахнуты, впуская утренний холод. Мангалы полны красного угля, в камине тоже полыхает огонь, медленно пожирает поленья. Завтрак тих. Прихлебываю горячий чай, зеваю во весь рот. Ислана подхватывает. Теперь зеваем вдвоем.
– Хорош уже, – зевота нападает на Димида. – И так спать охота.
– Угу, – отставляю недопитый чай. – Я чего про Темных сказать хотел.
Лугос хмуро смотрит на меня, руки на груди скрестил. Остальные слушают спокойно, Борм жует тушенку, хрустит сухарями, изредка задевая вилкой снятый шлем на столе. Димид хлебает свое варево большими глотками, морщится, как от лимона, лезет в карман, подсыпает в кружку щепотку зеленого порошка, пробует.
– Бе-е, – хватает кофе Исланы, пытается запить.
– Эй! – она тыкает его локтем под ребра.
Кофе наружу, Алхимик весь облит, с подбородка капает кофе. Опять балаган за столом, но я привычный, продолжаю:
– Так вот. Шаграму нет смысла нас кидать или подсылать нейтралов, чтобы они нам насолили. Зачем? Он легко убьет всех нас, если захочет. Нет смысла в подковерных заморочках, пришел ночью, шваркнул чем-нибудь убойным по гаражам и мы трупы.
– Ему просто нравится все делать чужими руками, – не сдается Лугос. – Мы не такие слабаки, чтобы грохнуть нас так просто! Темным нужна еда, вот и все. Делиться не хотят.
В нашу первую встречу Лугос внушал, он казался сильным, мудрым, буквально внушал трепет и доверие. Может, то и было мифическое влияние. Сейчас же я вижу перед собой уставшего, раздраженного мужика. Пожилой, с синими мешками под глазами, Лугос вызывает лишь жалость и каплю раздражения. Он цепляется за свою злость и неприязнь к Темным, словно это все, что осталось. Есть люди, которым необходимо кого-то винить в бедах, без этого они жить не могут. Надеюсь, я ошибаюсь, и он не такой.
– Не нужна им еда, – перебиваю открывшего рот Лугоса. – У Светлых есть уникальный класс, Созидатели. А сегодня мы увидели уникальный класс Темных. Ты видел раньше Приручителей, Лугос?
– Нет. Что с того?
– Надим говорил мне как-то, – с заминкой произношу имя почившего. – Грызги съедобны, за исключением печени. Уверен, Темные разводят монстров и на мясо. Думаешь, нужна им жалкая телега продуктов с сухими пайками?
– Ты оправдываешь Темных, словно вы товарищи, – взрывается ненавистью старик. – Какого черта, Леон?! Ты сошел с ума? Забыл, на что они способны?! Они нам не друзья!
– Лугос, ты чего, – встает Димид. – Угомонись.
Ислана вжимается в кресло, на Лугоса смотреть боится. Старик сейчас страшен. Волосы всклокочены, в глазах блестит недобрый огонек. Как дикий, злобный зверь. Нет, как пациент психушки, старик орет так, что брызгает слюна:
– Заигрывания с Темными до добра не доведут! А Махаил?! Ты отлично с ним общался, Леон? Так же вылизывал сапоги, как Шаграму? После того, как его люди убили Надима!
– Что на тебя нашло, друг? – стараюсь говорить мягко, не доводить до драки.
– Ты мне не друг, – выплевывает яростно он. – Жалкий слизняк. Я ухожу, хватит с меня этой добренькой атмосферы.
Просто взял и пошел на выход. Только бросил за спину на пороге:
– Можете жить здесь, сколько хотите, мне плевать. За могилой Надима только присматривайте.
– И куда ты пойдешь? – громко задает вопрос Борм. – Один, без всего.
– Не ваше собачье дело, сопляки. Пока. Надеюсь, не увидимся, дипломаты херовы.
Злое бурчание еще долго отдается в ушах, даже когда старик ушел.
Открываю крышку старенького чайника, еще половина осталась, на поверхности плавают мелкие чаинки. Отражение в глубине чайника, мое лицо спокойно, в карих глазах ни грамма злости. Отблеск от огня камина отражатся в зрачках. На душе тоже спокойствие, удивительно. Полный штиль, настроение неплохое. Я все делал правильно, в словах Лугоса не было правды, что жалит обидой. Он и сам это понимал, уверен.
– Не вернешь его? – робко спрашивает у меня Ислана.
– Пошел он в жопу, – доливаю чая в кружку.
После ухода Лугоса витает неуютная атмосфера скандала. Она быстро развеивается, стоило на столе появиться горячей еде. Запеченная в углях картошка славно заходит с солью, Димид капнул Эликсиром Весны на крупные куски сухарей, те размягчаются, возвращая цвет свежего хлеба. Отличная армейская тушенка, колбаска ломтиками.