На рассвете я выпустил дрон и заставил его полчаса нарезать круги в радиусе нескольких километров вокруг нас на огромной высоте.
— Есть! — увидев на самом краю видимости что-то выделяющееся среди пустынного пейзажа, я не удержался от радостного возгласа.
— Что там? — тут же рядом появился Димка.
— Вот, — я указал на пятнышко на экране. — Это точно не бархан и не гора. Или оазис, или город.
— Или блик на камере дрона. Хрень какая-то, а не оазис, — усомнился друг в моих словах.
— Пусть хрень, но уже что-то кроме этого песка, который уже у меня в трусах скрипит.
За дневное время дойти до интересного места мы не успели. В полдень опять пришлось разбивать лагерь и прятаться в палатке со льдом от солнечных лучей.
— Точно оазис, ты угадал, — сообщил Димон, когда камера дрона показала на экране два больших пруда, разделённых и окружённых густыми зарослями высоких деревьев, напоминающих африканские зонтичные акации на Земле. В нескольких местах под деревьями были видны навесы и шалаши, но под ними и рядом с ними никого дрон не зафиксировал.
— Капитан Очевидность, — усмехнулся я. Если честно, то я и сам до последнего сомневался в том, что странный объект на экране не ерунда какая-то или облако пыли от порыва ветра, а что-то полезное.
Глава 15
Оазис был огромным, как с моей точки зрения. На территории с водой и деревьями уместилось бы девять, а то и все десять футбольных полей. В отличие от песков, здесь жизнь била ключом. В прудах плескалась рыба, по водной глади скользили насекомые. Ещё больше их жило на земле под деревьями и в кронах. На них охотились птицы, больше похожие на ящериц, получивших крылья и перья. Не было только крупных зверей. Самая крупная птица не превышала размером галку, а обычная ящерица, которых тут сновала уйма, была длинной сантиметров пятнадцать.
Из-за ночной прохлады всё живое в этом месте активизировалось, вылезло из нор и гнёзд, чтобы подкормиться и размяться.
А вот из разумных здесь не было ни единой живой души. Только их свежие следы. Вряд ли прошло больше суток с момента, как отсюда ушёл караван.
— Красиво тут, — заметил Димка.
— Ага, — согласился я с ним, ничуть не покривив душой.
— Интересно, а почему тут постоянно никто не живёт?
— Наверное, такие оазисы считаются местом, так сказать, общего пользования. Никому не хочется делить его ресурсы с чужаками. Обязательно случилась бы драка рано или поздно, в которой могли пострадать деревья и пруды. Может быть, здесь даже есть какой-нибудь негласный график движения караванов, чтобы не сталкиваться в оазисе, — предположил я. Этот вопрос я сам себе задал ещё под вечер, когда узнал, что нашли оазис, а не «фигню», говоря языком друга.
— Вполне возможно, — покивал Димон и спросил. — Что делать будем?
— Ломать и крушить здесь всё.
Душа к такому акту вандализма не лежала совсем. Мне сейчас было жалко не ящеролюдов, а конкретно этот кусочек живой природы с его мелкими обитателями, которым нет никакого дела до системы и войны между мирами.
И ведь не сделать ничего! Ни уйти, ни отказаться без последствий. Всё равно придётся ломать и крушить, чтобы стать сильнее, получить шанс выжить в глобальном межмировом замесе и дать шанс выжить своему миру, своим родным, друзья, соседям и просто незнакомым людям, которые мне куда ближе всех местных деревьев и ящериц.
Среди товаров в кольце нашлась нефть, горючие жидкости и масла, дрова с углём, сено. Я покупал их, а товарищи раскладывали тюки с сеном и соломой под деревьями, поливали их нефтью, брызгали горючую смесь на стволы и траву, лили дорожки от дерева к дереву, от тюка к тюку. Не забыл я и про пруды. В их воду мы вылили несколько сотен литров нефти, накидали гору требухи от скота, которая стоила сущие гроши. Когда кишки стухнут, то заразят воду, превратив ту в яд.
На это ушло несколько ночных часов.
Подожгли оазис с нескольких сторон, чтобы с гарантией превратить здесь всё в пепел.
— А теперь ходу отсюда. Мало ли какой караван находится поблизости и заинтересуется заревом.
— Тогда они по следам нас могут найти, — заметил друг.
— Значит, будем идти долго, до полудня.
Невольно мы часто ускорялись, когда уходили от пылающего оазиса. Хочется сказать, что когда пламя взлетело в небо, то жалость к уничтоженному кусочку природы пропала, сменившись опасением получить по заслугам. Шли до полудня, когда солнце вновь стало палить так, что кожа была готова пойти пузырями даже под одеждой и накидками.