Рука стала худеть. Врачи советуют сделать операцию. Я опасаюсь. Вот приехал к вам. Лечите!
Прожил он в Москве целых полтора месяца — в своей нефтяной гостинице. Лечился упорно, каждый день являлся без опоздания. Пришел прощаться. Доволен — захват восстановлен, рука окрепла, осечки прекратились. Не вырываются. Пожал руку — крепкий мужик, рука короткопалая, жилистая. Как плоркогубцами схватил. «Успокоился, — говорит, — дома буду долечиваться. Дай бог вам здоровья!» Повеселил меня.
Но как быть моим Дюймовочкам с таким любителем? Консенсус здесь непрост. Ох, как непрост!
Веселие Руси…
Мне всегда нравились рослые люди. Такое ощущение, что им сверху видно то, что нам — малорослым (хотя у меня своих где-то метр семьдесят, но это если не сутулиться) — недоступно. А этот вошел — прямо под потолок. Еще и плечи широкие, и голова обритая. Даже свет померк. Загородил свет из окна. Однако симпатичный — лицо располагающее, не агрессивное. Заговорил басом. Сел, с трудом поместился на стуле. Очень крупный. Но ни грамма жира. Мышцы, кости, связки и обритая голова. Ну, просто как Фантомас.
«Вот, доктор, знающие люди посоветовали к вам обратиться. Вы им помогли. Головокружения меня мучают. Все вокруг плывет и вращается.
Никогда такого не было. Всегда был очень устойчивым. И в самолетах-вертолетах, и в танках, и в бронемашинах. А сейчас кружусь, как нежная барышня в вальсе или алкаш с перепоя».
Оказался бывшим спецназовцем, «отметился» во всех горячих точках. Боевой офицер. А тут сплоховал. Какой-то приступ: пот холодный, земля из-под ног. Ясно, что проблемы с вестибулярным аппаратом. Отчего такая напасть?
— Приступ случился в метро. Утром вез дочку в школу. Ехали нормально, и вдруг все закружилось, завертелось, закачалось… С трудом вышел из вагона, рухнул на ближайшую скамейку. Хорошо, что в метро скамейки прочные. Дочка, конечно, испугалась, ей всего десять лет. Но не кричала, не вопила, сдержанная девочка. Воспитана в нужном русле. Хорошая будет боевая подруга. Чья-то. Убью его, если обижать будет.
Ладно, проехали. Вызвали милицию, я лежу, скучаю (почти по Зощенко). Они вначале набычились, хотели в кутузку, потом документ посмотрели — подобрели. Даже честь отдали. Я ведь аж полковник. В запасе. Но там про запас не написано. Так что почет в соответствующих структурах полный. Проводили до медпункта. Там что-то вкололи, дали понюхать нашатыря и велели обратиться к специалистам. Вот я и у вас. Друзья порекомендовали настоятельно.
Хорошо иметь друзей в правоохранительных структурах. Всем хорошо. Мне тоже. Пока, к счастью, нет надобности. Но ведь все бывает в жизни.
— Расскажите подробнее, как у вас накануне день прошел? Какой-то стресс был, перегрузки неожиданные? — спросил я.
— Да нет, ничего особенного, наоборот, все хорошо было. Я свой юбилей праздновал. Сорок пять. Созвал близких людей, снял небольшое кафе. Пришли все свои — боевые друзья и их не менее боевые подруги. Все было скромно так, спокойно. Я с каждым персонально выпил по рюмочке. Гостей как раз и набралось сорок пять человек. Аккуратно по числу годков.
— Не много ли получилось? Сорок пять рюмок-то, сорок пять тостов? Это же два литра!
— Нет, тостов и соответственно рюмок было гораздо больше. Незапланированные тосты. За отсутствующих друзей, за спецназ вообще и их командиров в частности, за ВДВ тоже пили. Там были два парня — воздушные десантники, кончали наше училище. Боевые офицеры. Как за них не выпить? Так что к трем литрам приблизился. Нормально. Еда была замечательная — шашлыки, закуска, зелень всяческая. Напоследок еще выпили уже в раздевалке. На посошок. Граммчиков по сто пятьдесят. И гардеробщика угостили.
Что вы, напитки не меняли, не смешивали. Только водка и только качественная. Знакомо? Пробовали? Мягко так, легко идет. Домой добрался благополучно, жена не ругалась. Со мной была. Легли спать, спокойненько так. Утром встал, голова не болела, никакого перепоя, водка-то качественная. Позавтракали блинчиками с мясом, со сметанкой. Кофе с молоком. Все как обычно. Поел с аппетитом. Жена похвалила, что вчера никого не опоили. Могли ведь. Поехали с дочкой в школу на метро. И вот такая катавасия. Первый раз в жизни!
Подивился я такой его спиртоустойчивости. Говорю:
— И все-таки мне кажется, что вы накануне перепили. Три литра — это для обычного человека «доза леталис», смертельный номер. Вполне могла и «крыша поехать».
— Это вряд ли. Я иногда больше выпивал, и ничего. Пили мы медленно, весь вечер, закусывали хорошо, даже очень хорошо. Тосты говорили, шутили, смеялись, подначивали друг друга. Отлично провели время. Вы бы лучше меня пообследовали, может, какая другая причина во мне есть, более серьезная?
Действительно, все сваливать на алкоголь и пьянку легче всего. Правда, доза сногсшибательная. Но он тренирован в этом деле, закален «в боях за социализм» и уж очень габаритен, прямо Шварценеггер. Такое могучее тело что угодно переварит, переработает, расщепит до кислорода и водорода. До атомов.
Стали его обследовать. Самое интересное, что в этом колоссальном организме нашлось место для болячек — шейный остеохондроз, отложение солей, изменение межпозвонковых дисков. Казалось, как это возможно? Шея — как Александрийский столп: мощная, прямая. Спереди — в красивом треугольнике — кадык, как изящный архитектурно-скульптурный орнамент. Все остальное — мускулы и гладкая кожа совсем не старого мужчины. А внутри этого завидно грандиозного сооружения — непорядок: соли, какие-то выросты (по-научному — спондилез), деформации, одним словом. Они-то и прижимают позвоночные артерии еще до входа в мозг. Страдают те его отделы, которые ведают равновесием. Вот откуда его приступ головокружения.
Это медленный процесс. Развивается болезнь постепенно. Мозг держался-держался, а потом от энного количества алкоголя рухнул. К счастью, не полностью. Подлежал безусловной реставрации. Чему мы — врачи — старались способствовать.
После детального расспроса (называется это — сбор анамнеза) выяснилась еще одна история. Оказывается, у него и поясница шалила. Заклинивала в самый неподходящий момент. Лечился банькой с горячим веничком, натирался барсучьим жиром. Помогало. Поболит-поболит и отпустит.
Однако наступил трудный момент, очень трудный, даже трагический. Захват «Норд-Оста». Он рассказывал об этом спокойно, даже буднично: «Выносили раненых, надышавшихся газом. Люди, когда они без сознания, очень тяжелые. Нагрузка на спасателей огромная. Еще бронежилет чуть ли не двенадцать килограммов, каска, оружие. Быстро двигались, бегом. Вынесешь человека, положишь где попало, лишь бы чистым воздухом дышал, и назад — за следующим. Я так человек пятнадцать вынес. Но некоторые уже и не дышали. «Груз 200». Перемудрили наши спецы с газом. И антидоты были в малом количестве. Нечем было нейтрализовать отраву. Беспредел!
«Скорые помощи» подъехать не могли поближе. Некие мудрецы в штабе подогнали зачем-то ко входу спецтехнику — краны, погрузчики. Они и загородили подъезды для «Скорых».
Когда всех вынесли (бандитов застреленных тоже выносить пришлось, но это уже позже, после разминирования — там чеченки были в поясах шахидов, смотреть — и то мороз по коже), пришлось заново носить людей — живых и мертвых, теперь уже от входа до машин «Скорой помощи». А это еще чуть ли не сто метров. Полный кавардак, штаб этот знаменитый был пустым местом — ничего между собой не согласовали, не продумали. В общем, я тогда сильно подорвал поясничку. Да и шее досталось. Отлеживался больше недели».
Слово «поясничка» в применении к его спинище размером с хороший шкаф звучало трогательно. Любит себя этот человек. Громадный, сильный и к себе относится хорошо. Нормально!
Он стал у нас лечиться, приходил в процедурный кабинет без опозданий. Назначения исполнял пунктуальнейшим образом. Все это время не пил водки. Разгрузку себе устроил. Да и повода не было. Не пьяница же он, в самом деле. Вылечился полностью. Вот такая была история. Сорок пять рюмок! Или больше.