"До" и "после"
Шум прибоя. Следы на мокром песке, их смывает прибрежная волна; мурашки по коже, легкая прохлада; щиплются ранки. Я погружаюсь в воду, открываю глаза — со всех сторон меня окутывает полупрозрачная бирюза и жёлтые блики-зайчики на волнистом дне. Усталость сменяется свежестью.
Желанный вдох.
Чувствую себя обновлённой.
Ветер обдувает просоленное лицо, со слипшихся прядей стекает вода; капельки на коже, словно маленькие призмы, отражают солнечные лучи. Мне легче, я делаю глубокий вдох и вновь улыбаюсь.
Это мой маленький ритуал, мое напоминание о связи с морем. Мое спасение, моя жизнь. Теперь, когда Пилигрим покоится на мели, флаг не пестрит на флагштоке, а любимый человек обосновался на далеком-далеком берегу, Океаническое море и маленький уютный домик на южном побережье Ютты — это все, что у меня осталось от прежней Ребекки Аккебер.
Мой домик стоит на пригорке близ тонкой береговой линии, усеянной песком и камнями-волнорезами. В этих местах волны скачут галопом, и потому людей здесь почти не бывает.
Что уже и говорить об уединенных прогулках вдоль каемки воды с моей соратницей. Засоленный морскими водорослями ветер бьет в лицо, волосы, непривычно длинные, развиваются за спиной и путаются, если не собрать их в тугой пучок. Соратница хихикает, когда я всякий раз пытаюсь распутать непослушные патлы. Никогда не понимала всей прелести красивых локонов, но жизнь на суше, увы, меняет привычки и вкусы. А может, это я пытаюсь меняться, пытаюсь забыть о том, чем жило мое сердце многие годы, ведь в море я была ни много ни мало, а десять с лишним лет.
Уже полгода я живу в небольшом городке и каждый день неустанно просыпаюсь до петухов. Предутренний час по-своему прекрасен, особенно солнечный диск, медленно вздымающийся к редким облакам. И нахлынет тоска! Люблю вспоминать, как на утренних вахтах Пилигрим мчался на встречу рассвету, буквально подлетал в воздух на гребне волны; тонкий серп белого месяца, прикрытый утренней дымкой, еще венчал небо, готовился передать правление солнцу и его свите — белоснежными облакам. Я — «впередсмотрящая» — стояла у носа шхуны и зорко глядела вдаль, не отворачиваясь от колючих брызг. Нельзя! Последняя звезда только-только покинула небосвод, и вдруг на горизонте зарево рассвета зажглось в холодной голубизне. Чарующий момент!
А закаты? Вы видели хоть раз, как солнце багрянцем освещает серые пики острова Кастеллвайс? Если подойти к западным скалам слишком близко, можно увидеть алые лаэтрисы… словно солнце посеяло семена, и цветы взошли. До чего удивительно! А травы Валлиса? Чуть бледноватые, зеленые с легкой желтинкой клонятся волнами к земле в предвечернее время. Травяное море. А тропические горы Тридаса? Что уже молчать! Как бы я не бранила свою страну, но закаты Банановой Республики совсем не такие, как везде. Не лучше, не хуже — иные. Ближе к пяти часам после полудни дымка затягивает солнечный диск, и небо желтеет, чуть позже облака красятся в розовые оттенки, огневом зажигают багряный закат, а в сумерках все становится сиренево-фиолетовым. Красота!
Без толики лукавства какая-то часть меня радуется каждый вечер, что глаза созерцают сие, но сердце все равно болит в тоске и переменах.
Но прошу, не думайте, что в этом и заключается романтика морской жизни. Море дикое и буйное, неудержимое и безрассудное. Ласковый зверь, разрывающий поводья. Оно хранит в себе сокровенные тайны, оно принимает и отдает, не терпит слабости и бездействия. Ему не важно, чья шхуна летит по волнам, чей флаг развивается в небе, чьи паруса наполняются ветром. Друг или враг; пират или корсар, а может, хилая рыбацкая лодочка — все равны.
Я люблю его буйный нрав. Только так и никак иначе. Там вся моя жизнь, мое сердце, первые победы и поражения, удачи и разочарования, горести и радости.
Я знаю, звучит несколько странно, но эти чувства взаимны; наша история началась в день, когда моя жизнь разделилась на «до» и «после».
Помнится, я отчаянно бежала за людьми на лошадях, аж сердце выпрыгивало из груди. Я пыталась ухватить отставшую кобылу за хвост. Ах мне бы ветер в ноги, но увы: я падала и поднималась, тщетно звала на помощь, рыдала… Наивно было полагать, что десятилетняя девочка сможет догнать табун, уже не говоря про борьбу с квинтетом широкоплечих, вооруженных до зубов корсаров. Псы, служащие «великолепной» стране, бандитской власти. Отголоски их неприятного смеха доносились до моих ушей, это злило, но еще больше — моя беспомощность. Они забрали моих родителей в рабство! А я ничего не смогла поделать. Но давайте эту часть истории я поведаю, коли предоставится случай. Слишком больно копошиться в памяти, да и речь веду о другом.
Не помню, как вышла на дикий пляж, как присела у каемки воды, поджала коленки и заревела пуще прежнего. Я была разбита и пуста внутри, но слезы продолжали катиться по щекам. Легче не становилось, и в голове появились нехорошие мысли.
К величайшему удивлению море пожалело меня; оно долго лобызало ладони, опущенные в воду, а потом поманило к себе. И я повиновалась — меня завлекало в пучину некое странное чувство. Всего на мгновение я очутилась на вершине гребня волны: возвысилась над миром. Это был знак!
Омывшись, я выползла на пляж, последние силы едва ли не покинули меня, но дальше произошло поистине чудо. На берег выбросило нож, который и сейчас пираты носят на поясе, чтобы иногда разрезать небольшие канаты, сети с уловом и так далее. Море даровало мне одно из своих сокровищ и благословило на долгий путь. Уже тогда я решила, что сделаю в следующий миг и в следующий год.
— Прощай, Ребекка.
Я сидела на коленках и тряслась от холода и страха. Мне едва хватило духу завести руку за голову, но лезвие блеснуло на свету, и я пересилила себя. Золотые локоны смыло волною, и без сожаления об «утраченном предмете женской гордости» с рассветом я отправилась в ближайший порт. Это всего лишь волосы, страшнее уплыть невесть куда. Но благо мой сосуд был переполнен решимостью сделать хоть что-то, и это мотивировало меня.
Услышав, что одна из пришвартованных шхун готовится отбыть в долгое плаванье, я набралась смелости покинуть Банановую Республику и ринулась со всех ног к мужчине в синем и немного потрепанном камзоле.
— Меня зовут Аккебер, я хочу научиться морскому делу, — сказала я, едва отдышавшись и совершенно не боясь, что замысел будет раскрыт.
— Ну-с, — мужчина осмотрел меня с ног до головы, хитро сощурился, и погладив густую бороду, махнул рукой на трап. — Ступай! Наша пороховая обезьяна сбежала к мамочке! Ха-ха-ха! Посмотрим, чего стоишь ты.
И вот с этой самой минуты мы неразлучны. И днем, и ночью море всегда рядом. И коли Пилигрим покоится на мели, а должность «впередсмотрящей» не актуальна, я все равно жила, живу и буду жить близ соленой воды в знак благодарности.
Я не рисую карты, узлов на концах не вяжу, но каждую ночь, глядя на звезды, глаза невольно шарят по небу в поисках Полярной звезды. В моменты, когда очи цепляются за родной узор, я ощущаю благоговейный трепет.