Каждое утро я самоотверженно драила палубу, драила кампус, драила нижние, самые грязные отсеки. Ногти сразу почернели, нежные детские ладони превратились в сплошную кровавую мозоль и покрылись трещинками: они чесались и неприятно щипались в воде. Соль въелась в язык и обветренные покусанные губы. Мне казалось, даже воздух пропитался солью, а с ним мои легкие да и остальные внутренности тоже. Я плохо спала, ворочаясь в жестком гамаке: обгоревшая под солнцем кожа чесалась, пекла и облазила.
— Аккебер, зайди ко мне в каюту, — приказал мне как-то Патрик, застав меня отдыхающей на палубе. Я уже закончила свою работу, но не успела убрать ведро и щетку. Помню, мое сердце едва не убежало в пятки от испуга. Неужели он накажет меня, — думала я, а в голове невольно рисовались ужасные картинки: необитаемый островок, одинокая пальма и я. Он точно высадит меня на берег!
Я послушно отставила ведро и щетку, и последовала за капитаном. Мы быстро миновали матросов и других членов команды, те оборачивались мне вслед и перешептывались между собой. Иногда я слышала легкие смешки и сочувствующие вздохи. Наконец яркое солнце скрылось за стенами деревянной надстройки, еще мгновение в темном коридоре, и я оказалась в капитанской каюте.
— Простите, я буду усерднее работать, — пролепетала я, ввалившись в каюту и полетев на пол.
В темноте я не заметила высокий порог и прицепилась через него, счесав колени и ладони. На душе стало противно, слезы невольно выступили на глазах.
— Вставай, — сухо бросил капитан. — Не ты первый, не ты последний цепляешься за порог. Нечего ныть.
Я поднялась на ноги и бегло осмотрелась. Капитанская каюта невероятно огромная и просторная. В глаза тут же бросился массивный деревянный стол, залитый оконным светом и заваленный кипой пергаментных карт.
— Покажи ладони. Счесал, да? — Патрик осмотрел меня с ног до головы. — И колени тоже.
Я забыла про боль, обратив интерес на карты.
— Что, ты никогда не видел карты?
Я кивнула.
— Идем.
Мы подошли к столу. Я восхитилась изобразительным мастерством руки автора. Тонкие линии аккуратно складывались в контуры материков, размытые кляксы крепко впитались в бумагу, окрасив материки в приятный коричневый оттенок. Мой восторженный взгляд заметил и капитан.
— Вот здесь Банановая Республика, — пальцем он тыкнул на три островка. Тридас напомнил мне большую морскую звезду с несимметричными лучами, расходившимися в стороны. Юта и Лассо были похожи вытянутые овалы, изрезанные бухтами и мысами.
— Тридас красивый, — пролепетала я.
— Подойди сюда.
В углу на деревянной треноге покачивался огромный чуть потертый шар с нанесенной на его поверхность картой.
— Это называется «глобус», — сказал капитан — А во-от здесь… — он медленно покрутил его, — твой дом. Возможно, ты вернешься сюда и начнешь простую жизнь, заведешь семью и построишь дом. Или море поглотит тебя целиком, — он подмигнул мне и продемонстрировал потаенную нишу в шаре. Там стояла бутылка с ромом. — Я пойму, если ты сбежишь в следующем порту. Но мне бы хотелось видеть тебя на борту, Аккебер. А теперь давай осмотрим твои раны, Хэппи сказал мне, ты плохо спишь.
— Угу.
— Будет немного неприятно, — он захлопнул крышку глобуса. — Ты маловат для этого напитка. Посмотрим, что можно сделать без него. Садись на табурет и снимай жилетку.
Патрик подошел к шкафчику, висевшему над кроватью. Он долго возился в какой-то сумке, я услышала звон стекла.
— Ну-с. Посмотрим.
Он открыл пузырек — каюту заполнили зловония. Я поморщилась.
— Почему ты еще не снял жилетку?
— Ну…
— Что ну? Аккебер, что за шутки.
Я мямлила что-то не понятное о стеснении и прохладе. Какая прохлада может быть в разгар лета? Вот и я не знаю. Меня не знобило, но клянусь, я поверила в свои слова: кожа покрылась мурашками. Снять жилетку перед взрослым мужчиной… это же табу! На Тридасе хорошеньким девушкам часто платили, что бы те обнажили свою упругую грудь. Я девушка. Может, не такая хорошенькая, но девушка.
— Аккебер, что за глупости. Твоя мама слишком усердно воспитывала тебя.
— А можно я не буду снимать?
— И как я осмотрю твою спину?
Осмотреть спину? — подумала я. Ну конечно! Капитан не знал, что я девочка. Слава богам, моя грудь в десятилетнем возрасте была такой же, как у парней — плоской, как доска. Это успокоило меня, и через несколько мгновений жесткая парусинная ткань валялась на полу. Капитан достал из аптечки сухой мох, смочил его в вонючем лекарстве и смазал мою кожу.
— Чтоб раны не загноились. Солнечные ожоги — это серьезно. Пираты тоже люди, мы стараемся не работать на палубе под открытым солнцем. Твоя кожа нежная и быстро загорает.
Я едва сдержала слезы — ранки неприятно щипали. Я заставляла себя держаться, ведь мальчики не плачут, мальчики сильные. Но где-то глубоко в душе моя истинная натура кричала: ты девочка, ты Ребекка! Если хочешь, то реви.
— Ты привыкнешь. И тело привыкнет. Все проходили это и ты сможешь. Жизнь на пиратской шхуне — это тебе не сахар.
— Почему вы поверили в меня? Почему взяли на шхуну неумелого мальчика?
— Я редко ошибаюсь в людях, Аккебер. Я знаю, ты не подведешь. Ведь так?
— Так.
— А сейчас, — капитан поднял мою жилетку и набросил на мои плечи. — Иди поспи в кубрике, и лекарство быстрее подействует. На, — он протянул мне пузырек и мешочек с мхом. — Маж утром и вечером. Попросишь Хэппи или кого-то еще.