Но самом приятным было расчёсывание. Много раз он проводил гребнем по ее длинным волосам, а потом и кончиками пальцев пока она, закрыв глаза и слегка наклонив голову назад, улетала за пределы небес. А иногда он наклонялся к ее лицу и шептал что-то приятное на ухо. Он даже научился плести косы…
Ребекка в те моменты словно была его куклой, а он нежным любящим владельцем, очень чутким, осторожным и внимательным.
Ребекке не нравилось опаздывать в органный зал или театр, но сидеть и наслаждаться музыкой, вспоминая о причинах их опоздания — лучшего спектакля не придумаешь. Они словно сами в нем участвовали…
А иногда они добирались разными маршрутами и встречались в театре будто незнакомцы. Ребекка будоражилась от таких шалостей.
Их места были рядом. Иногда он невзначай касался ее руки, оправдываясь теснотой кресел.
В антракте, когда все зрители, и Рика тоже, спешила по своим недолгим делам, он хотел дотронуться до ее спины, и отдать сумочку, которую она забыла на сиденье.
Ребекка же вспомнила о ней раньше.
Было очень тесно, народ толпился, но все же она неожиданно повернулась, а его уже приподнявшаяся рука, скользнула по ее груди.
Они оба сделали вид, что ничего не произошло, оба смолчали, но теперь у них был секрет на двоих, который сблизил их. Ребекка смущённо забрала сумочку, буркнула слова благодарности и поспешила в уборную…
«Ямочки на твоих щеках…» — улыбаясь, шептала она тогда.
Ребекка лежала на мокрой подушке, к щекам прилипли волосы. Она плакала во сне и беспокойно ворочалась, от этого казалось, будто она бредила в лихорадке. Ребекка что-то бормотала бессвязное:
— Под землёй страшно и холодно… дышать нечем. Как ты там спишь? Тебе не жёстко спать? Хочешь, я принесу тёплое одеяло? Тебе, наверное, тоскливо, ужасно тоскливо, и тесно, и одиноко… Как ты там? Но, нет, — лепетала она во сне, — ты не там, не там, там лишь твое мёртвое тело, а твоя душа… я знаю, твоя душа ждёт обряда… Я сорву для тебя ромашку…
Сон потихоньку ускользал, а реальность уже разбудила Ребекку. Проснувшись, она все лежала, но глаза открывать не спешила.
Органный зал… Неужели все очутилось сном? Где она находится? Куда пропал он?
Ребекка открыла глаза: его тело под землёй, душа ещё метается по свету, а она в доме лесных ведьм, вернее знахарок-самозванок.
Ребекка приподнялась на локти и заглянула в окно. Сколько она уже здесь живёт? Несколько недель? Нужно успеть!
— Надо бы собрать букет ромашек.
6
— Сегодня целый день на базаре вспоминали нашу вафельку, а скоро и театр Посрамления, — без умолку трещала Красивая.
— Да ее и не забывали, — буркнула Средняя, перебирая картошку.
— Причем, так забавно: имени никто не называл, но все понимали о ком речь!
Красивая сняла фартук, забралась на лавку и, чередуя то громкий бас, то противное писклявое сопрано, стала передразнивать мужиков да баб:
— Опасная пожирательница душ! Любительница психов! Обольстительница! Похитительница талантов!
— Ну, прекращай уже, — заворчала Средняя, — она же услышит! Слазь, давай!
— Ой, а что это вы делаете? — Ребекка вернулась из сада вместе с огромным букетом ромашек.
Красивая тут же спрыгнула со стола, забрала букет из рук удивлённой Ребекки и закружилась с ним по кухне.
— Ох, вафелька, — залепетала Старая и тут же откуда-то достала глиняную вазу, чтобы налить в нее воду для цветов, — это Красивая распоясалась…
Старая дёрнула Красивую за фартук, и когда та остановилась, грубо отняла ромашковый букет, затем обхватила его за длинные ветви и несколько раз скрутила, пока они не оторвались. При этом она не сводила злобный взгляд от Красивой. Наконец букет достаточно укоротился, чтобы вместиться в вазу.
— Все в порядке, — Ребекка с улыбкой поглядела на Красивую. — Я все слышала, но не обижаюсь, более того, я рада, что меня помнят. Я чувствую, что живу. Пусть люди говорят, что угодно, меня это подпитывает. Значит, я интересна, значит я не забыта.
Сестры облегчённо переглянулись, а Красивая, все ещё волнуясь, но спросила:
— Ребекка, — неуверенно начала она. — На базаре говорили о твоих многочисленных женихах, которых тебе сватал отец…
— Ух ты! — оживилась Ребекка. — А что именно?
— Народ удивлялся, почему ты их всех отвергала, но… э-э-э я процитирую «таскалась с отбросами»…
— Ха-ха-ха, — залилась смехом Ребекка. — Мне и самой всегда было интересно, почему меня тошнило от женишков, которых мне сватал отец! Они были его молодыми копиями: до омерзения правильные, хорошие мальчики, в выглаженных костюмчиках и темными от зубрёжки кругами под глазами над болезненными анемичными щеками. А длиннющие бакенбарды были такими идеальными, словно их под линейку стригли! Почти все они учились в медицинском, и каждый мечтал стать психиатром.