Ребекка замолчала, а ошарашенные сестры сидели раскрыв рты.
— Сын любовницы… что делал?! Это ведь тот мерзкий учитель истории, который частенько наведывался за лакричными леденцами?! Сыночек твоей мачехи! Не зря к детишкам пошел работать! Он мне всегда не нравился: ведьмовское чутье не затмить. Когда он заходил в лавку весь такой напомаженный и холеный, я чуяла, что рядом с ним кто-то сдох! А это от него, оказывается, гнилью всегда воняло! Придет он в следующий раз, я ему продам леденцов! Только вот, гад, давным-давно не заходит! — Средняя поднялась из-за стола и стала нервно расхаживать по кухне.
Остальных сестёр маленький секрет Ребекки тоже не оставил равнодушными: Старая замерла с открытым ртом, Красивая ошарашено поглядывала то на Среднюю, то на Ребекку.
— А отец!? — спросила внезапно ожившая от шока Старая.
— А что отец?! — пожала плечами Ребекка. — Он был занят больными, а до меня очередь не дошла…
— Это… Дикость!
Красивая сочувственно глядела на Ребекку, но та находилась не здесь: голова все ещё была занята воспоминаниями.
— Полный дом злодеев, разврата, куртизанок, воздух, пропитанный дешёвым табаком, и я — самое чистое и невинное существо в этой вакханалии. Меня делили двое взрослых мужчин! Где бы ещё я получила подобное?! И самое важное: будучи трезвыми они никогда не выражали так любовь ко мне! Я смогла прочувствовать ее только таким образом! Хмельные — они могли мне предоставить такую возможность!
— И эти переживания так запечатлелись в твоей груди, что ты хотела всегда быть в этом? — ни то предположила, ни то спросила Старая.
— Так и случилось, — кивнула Ребекка. — Я работала среди злодеев, я чувствовала, что они фантазируют обо мне, и я жила. Это как оказаться среди опасных мужчин в безопасном месте: это ведь было на работе, а не в кабаке. Я выбирала талантливых, а они посвящали мне стихи и рассказы — меня называли воровкой даров и музой морфиниста…
— К тому же все знали, чья ты дочь, поэтому волноваться было не о чем… — задумалась Средняя. — Но… он… твой отец все равно не уберёг тебя, извини, вафелька.
— Не извиняйтесь, — Ребекка улыбнулась. — Этот козёл — мой сводный братец — сдох от лап своей обезумевшей жёнушки ещё до того, как мой отец развелся с его мамашей и умер от рака… — она поглядела на Среднюю, — поэтому он давно не захаживал! Года, наверное, так полтора!
— Ух ты! — ахнула Красивая. — Вселенная и без нас свое дело знает!
— Ага, но я уверена, что хмельной дедушка и дядя защитили бы меня. Набили бы морду этому уроду…
— Обязательно, — кивнула Старая.
— И я ведь нашла его… — сказала Ребекка словно в пустоту.
— О ком ты, вафелька?
— О своем милом, — подсказала Красивая.
— Он так на него похож! На моего дядю… То есть его взгляд так похож. Я будто всю жизнь его искала и нашла в нем, но не надолго…
7
Однажды дождливой ночью Ребекка опять проснулась в мокром поту. Он вновь ей приснился.
На цыпочках она спустилась вниз и вынула из букета, что собрала накануне, одну, самую пышную, ромашку. Прямо в сорочке она отправилась на кладбище…
Несколько недель прошло после той ночи. Отныне Ребекке снились счастливые солнечные сны, где он и она вместе куда-то едут. Это был другой мир: на них была странная одежда, много людей вокруг в таких же диковинных нарядах, и название поезда тоже было каким-то необычным…
Справившись с домашними делами, Ребекка бывало уходила спать засветло, чтобы вновь встретиться с ним во снах:
Зной. Лето. Электричка. Маршрут: город — море. Толпа народу. Сиденья-скамейки слитые спинками. Счастливая сонная усталость висит в воздухе. Он сидит у окна, а электричка мчится вперёд. Она сидит у него на коленях. Он обнимает ее, а она, обвив его плечи руками, сопит носом прямо в его шею.
Пассажиры иногда бросают на них умилительные взгляды: кто-то вспоминает свою молодость. Ими любуются.