Я взглянула на Максима. Он улыбался.
— Нравится? — спросил он.
Я сказала ему «да» чуть не шепотом, я не была уверена в том, правду ли я ему говорю: для меня рододендрон всегда был скромный домашний цветок сиреневого или розового цвета, который растет на аккуратных круглых клумбах почти в каждом саду. А эти чудовища, вздымавшиеся к небу, сплотившие свои ряды, как батальон, слишком прекрасны, думала я, слишком могучи, они вообще не цветы.
Мы были уже недалеко от дома, дорога изогнулась, стала той широкой подъездной аллеей, которую я надеялась увидеть с самого начала, и, все еще огражденные с обеих сторон кроваво-красными стенами, мы завернули за последний поворот и очутились перед Мэндерли. Да, это был он, тот самый дом, который я ожидала. Мэндерли с цветной открытки, купленной много лет назад. Воплощение изящества и красоты, изысканно-безупречный, прекраснее, чем я могла представить это в мечтах, он стоял в небольшой лощине, покрытой бархатными лужайками, полянами с шелковистой травой, зеленые террасы полого спускались к садам, сады — к морю. Когда мы подъехали к широкому каменному крыльцу, я увидела через высокие узкие трехстворчатые окна, что в холле полно людей.
— Черт побери эту женщину, ведь она прекрасно знает, что я этого не хотел, — проговорил вполголоса Максим и рывком затормозил машину.
— В чем дело? — спросила я. — Кто все эти люди?
— Боюсь, теперь тебе этого не избежать, — раздраженно ответил он. — Миссис Дэнверс собрала весь штат прислуги и всех, кто работает в поместье, чтобы приветствовать нас. Не волнуйся, тебе не придется ничего говорить, я возьму это на себя.
Я стала нащупывать ручку дверцы, меня немного подташнивало и знобило от долгого пути, и пока я возилась с замком, по ступеням спустился дворецкий в сопровождении ливрейного лакея и открыл передо мной дверцу.
Он был стар, у него было доброе лицо, и я улыбнулась ему и протянула руку, но он, видно, не заметил ее, потому что вместо того, чтобы ее пожать, он взял мой плед и маленький дорожный несессер и обернулся к Максиму, в то же время помогая мне выйти из машины.
— Ну, вот мы и дома, Фрис, — сказал Максим, снимая перчатки. — Когда мы выезжали из Лондона, шел дождь. Похоже, что здесь дождя не было. Все здоровы?
— Да, сэр, благодарю вас. Нет, в этом месяце было мало дождей. Рад видеть вас в Мэндерли, надеюсь, вы в добром здравии? И мадам тоже?
— Да, мы оба чувствуем себя превосходно, спасибо, Фрис. Только сильно устали с дороги и хотим чаю. Я не ожидал всего этого, — он дернул головой по направлению к холлу.
— Приказание миссис Дэнверс, сэр, — сказал дворецкий с непроницаемым выражением лица.
— Нетрудно догадаться, — коротко бросил Максим. — Пошли, — обернулся он ко мне, — это не займет много времени, выпьем чай потом.
Мы поднялись вместе по широкой лестнице, Фрис и лакей следом за нами, с пледом и моим макинтошем, и я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой и сдавило судорогой горло.
Я закрываю глаза и как сейчас вижу себя такой, какая я была тогда — худенькая неловкая девушка в трикотажном платье, перчатки с крагами крепко зажаты в вспотевших ладонях, — когда стояла на пороге своего будущего дома. Я вижу огромный каменный холл, широко распахнутые двери в библиотеку, картины Питера Лели и Ван Дейка на стенах, изящную лестницу на галерею менестрелей, а в холле — ряд за рядом, вплоть до каменных переходов в глубине и до столовой — лица, море лиц, глядящих на меня с жадным любопытством, словно они — толпа зевак, собравшихся у лобного места, а я — жертва, со связанными за спиной руками, приведенная на плаху. От моря лиц отделилась какая-то фигура, высокая и костлявая, одетая в глубокий траур; выступающие скулы и большие ввалившиеся глаза придавали ее бледному пергаментному лицу сходство с черепом, венчающим костяк.
Она вышла мне навстречу, и я протянула ей руку, завидуя ее достоинству и самообладанию, но когда ее рука прикоснулась к моей, я почувствовала, что она влажная и тяжелая; холодная, как у трупа, она безжизненно лежала в моей.
— Это миссис Дэнверс, — сказал Максим, и она начала говорить, все еще не вынимая из моей руки эту свою мертвую руку и ни на секунду не сводя с меня ввалившихся глаз, так что я не выдержала и отвела в сторону свои, чтобы не встречаться с ней взглядом, и тогда ее рука дрогнула в моей, к ней вернулась жизнь, а я ощутила неловкость и стыд.