Мы обойдем молчанием сцену, имевшую место после возвращения Ребекки из школы. Быть может, вы, читатель, прожили на свете немало лет; быть может, вы талантливый оратор и искусны в споре, но и вы, вероятно, пали бы духом, столкнувшись с необходимостью объяснить, какой запутанный мыслительный процесс привел вас к тому, чтобы бросить ваш любимый розовый зонтик в колодец Миранды Сойер. Или вы чувствуете себя способным обсуждать действенность духовного самонаказания с особой, которая поджимает губы и смотрит на вас невыразительными, непонимающими глазами? Когда бедная Ребекка, припертая к стенке, была вынуждена признаться в мотивах принесения в жертву розового зонтика, тетка сказала:
— Вот что, Ребекка, ты слишком большая, чтобы тебя сечь, да я никогда и не стала бы бить тебя, но если когда-нибудь ты сочтешь, что недостаточно наказана, — только скажи, и уж я сумею что-нибудь придумать. Я не так изобретательна, как некоторые, но что бы я ни предложила, это не заставит целую семью глотать крошки слоновой кости, деревянные щепки и обрывки розового шелка вместе с питьевой водой.
Глава 13 «Белоснежное» и «Пунцовое»
Накануне Дня Благодарения положение Симпсонов достигло того, что можно было назвать кризисом даже для их семьи, члены которой родились и росли в условиях полной приключений бедности и рискованной неопределенности.
В Риверборо делали все что могли, чтобы вернуть племя Симпсонов на, так сказать, землю их отцов, справедливо полагая, что тот городок, который произвел их на свет, и должен кормить их и давать им крышу над головой, пока дети не подрастут и не станут самостоятельными. В доме почти нечего было поесть, а надеть — и того меньше, хотя миссис Симпсон, как всегда, старалась в полную меру своих немногих сил. Дети умудрялись наедаться благодаря тому, что скромно присаживались возле кухонных дверей своих соседей, когда там собирались накрывать на стол. Они не были всеобщими любимцами, но все же получали кое-какие, далеко не лучшие, куски от наиболее сострадательных хозяек.
Жизнь, однако, была довольно тоскливой и безотрадной, и в промозглую осеннюю погоду, преследуемые видениями лопающихся от жира чужих индеек, чужих золотистых тыкв, чужого зерна, заполнившего амбары, юные Симпсоны, рыскавшие по округе в поисках какой-нибудь недорогой формы развлечения, остановили свой выбор на продаже мыла за вознаграждение. В первые осенние месяцы они сумели продать своим непосредственным соседям достаточно мыла, чтобы приобрести детскую ручную тележку, которую, хоть колеса ее и были не очень надежны, все же можно было катить по проселочным дорогам. Проявив большую практичность и организаторские способности, вероятно унаследованные ими от отца, они теперь намеревались охватить своей деятельностью более обширную территорию и распространять мыло в близлежащих деревнях, если только там удастся найти покупателей. Мыловаренная компания «Эксельсиор» платила очень маленький процент своим несовершеннолетним коммивояжерам, разбросанным по всему штату, но зато воспламеняла их воображение, выпуская рекламные проспекты с приукрашенными изображениями призов, присуждаемых за продажу определенного числа кусков. Таково было положение дел, когда Клара-Белла и Сюзан Симпсон обратились за содействием к Ребекке, которая горячо и энергично поддержала их предприятие, пообещав свою и Эммы-Джейн Перкинс помощь. Призов, на которые могли рассчитывать Симпсоны, было три — книжный шкаф, обитое плюшем кресло с откидной спинкой и банкетная лампа. Шкаф не прельщал Симпсонов, так как книг у них, разумеется, не было. Без раздумий и сожалений отвергли они и плюшевое кресло, хотя, возможно, оно и пригодилось бы семье из семи человек (не считая мистера Симпсона, который обычно сидел в другом месте за счет Риверборо). И лишь видение банкетной лампы воодушевляло их сердца. Вскоре она стала для них более желанной, чем еда, питье или одежда. В том, что Симпсоны так хотят получить банкетную лампу, ни Эмма-Джейн, ни Ребекка не видели ничего несообразного. Они тоже ежедневно смотрели на картинку в рекламном проспекте и знали, что будь они сами свободными торговыми агентами, то усердно трудились бы, мучились и потели за счастье и честь проводить в предстоящую зиму долгие вечера в одной комнате с этой лампой. Судя по картинке, она была не меньше восьми футов высотой, и Эмма-Джейн посоветовала Кларе-Белле на всякий случай измерить высоту симпсоновских потолков. Но из краткого текста на полях рекламного проспекта выяснилось, что высота лампы достигает двух с половиной футов, когда она водружена во всем своем блеске и великолепии на соответствующий столик, предоставляемый за дополнительную плату в размере трех долларов. Хотя перед вами всего лишь полированная латунь, говорилось в проспекте, ее неизменно ошибочно принимают за чистое золото; что же касается абажура, который прилагается (то есть прилагается в том случае, если агент продаст еще сто кусков мыла сверх количества, необходимого для получения приза), то он изготовлен из гофрированной бумаги, цвет которой ослепленный радостью торговый агент может выбрать из полудюжины предлагаемых восхитительных оттенков.
Маятник Симпсон не входил в число участников синдиката. Клара-Белла была довольно удачливым агентом, но Сюзан, которая не могла сказать ничего, кроме: «Жамечательное мыло», никогда не делала большой выручки, а близнецы были слишком юны, чтобы заслуживать полного доверия, и получали только полдюжины кусков за один раз, причем были обязаны, отправляясь в деловое путешествие, брать с собой краткий документ с указанием цены за кусок, дюжину и коробку. Ребекка и Эмма-Джейн вызвались пройти две или три мили в каком-либо направлении и посмотреть, не удастся ли им сделать что-либо для оживления покупательского спроса на такие сорта, как «Белоснежное» и «Пунцовое»: первое — предназначенное для стирки, второе — предлагаемое в качестве туалетного.
Приготовления к этому событию состояли в продолжительных совещаниях на чердаке у Эммы-Джейн и сопровождались бурным весельем. У девочек был рекламный текст мыловаренной компании, из которого следовало составить убедительную речь, и, что было еще лучше, глубокие впечатления от выступления на сельскохозяйственной выставке в Милтауне продавца некоего патентованного лекарства. Метод этого человека, если пронаблюдать за ним хоть раз, невозможно было забыть, так же как и его манеры и лексикон. Эмма-Джейн практиковалась на Ребекке, а Ребекка — на Эмме-Джейн.
— Не могу ли я продать вам сегодня немного мыла? Имеются два сорта: «Белоснежное» и «Пунцовое». Шесть кусков в красивой упаковке. Всего лишь двадцать центов за белое и двадцать пять за красное. Мыло изготовлено из самого высококачественного сырья и при желании даже может быть съедено больным с удовольствием и пользой.
— О, Ребекка, давай не будем это говорить! — истерически перебила ее Эмма-Джейн. — Когда я говорю такое, я чувствую себя дурой.
— Тебе так мало нужно, чтобы почувствовать себя дурой, Эмма-Джейн, — сурово заявила Ребекка, — что иногда мне кажется, ты она самая и есть. Мне не так ужасно легко почувствовать себя дурой. Ну, хорошо, пропустим про больного, если тебе не нравится, и давай дальше.
— «Белоснежное», вероятно, самое удивительное мыло, какое когда-либо производилось. Положите белье в таз с водой, слегка потрите мылом наиболее загрязненные места, оставьте белье погруженным в мыльный раствор от заката до рассвета — и тогда даже ребенок сможет выстирать его без малейших усилий.
— Младенец, не ребенок, — поправила Ребекка, заглянув в рекламу.
— Это одно и то же, — возразила Эмма-Джейн.