Посетители ушли около девяти вечера, и в этот час (до невозможности поздний для кирпичного дома) семья удалилась на покой. Ребекка со свечой в руках провожала наверх миссис Берч и, оказавшись таким образом на минуту наедине с ней, робко сказала:
— Пожалуйста, передайте мистеру Берчу, что я не член церкви. Я не знала, что делать, когда он попросил меня помолиться сегодня на собрании. У меня не хватило смелости сказать, что я никогда не молилась вслух и не знаю, как это делается. У меня не было времени подумать, и я была так испугана, мне хотелось провалиться сквозь землю. Наверное, это было дерзостью и дурным поступком — молиться перед всеми старыми членами церкви и делать вид, что я лучше, чем на самом деле. Но, с другой стороны. Бог, вероятно, мог подумать, что я очень нехорошая, раз не хочу прочесть молитву, когда об этом меня просит священник?
Пламя свечи озарило пылающее румянцем, выразительное лицо Ребекки. Миссис Берч наклонилась и поцеловала ее.
— Не тревожься, — сказала она. — Я скажу мистеру Берчу, и Бог, я думаю, тоже все поймет.
Когда на следующее утро Ребекка проснулась, еще не было шести. Предстояло столько хлопот, что спать было невозможно. Она подошла к окну и выглянула во двор: было еще темно, а день обещал быть на редкость холодным и ветреным. «Тетя Джейн сказала вчера, что встанет в половине седьмого и приготовит завтрак к половине восьмого, — подумала она. — Но они обе простужены, а тетя Миранда будет нервничать из-за того, что столько народу в доме. Проберусь-ка я в кухню и начну готовить завтрак сама. Это будет для них приятной неожиданностью».
Она надела ватный халат и домашние туфли, тихонько прокралась вниз по запретной парадной лестнице, осторожно закрыла за собой дверь кухни, чтобы никакой шум не разбудил остальных в доме, и полчаса занималась обычной утренней работой, которую так хорошо знала, а затем вернулась в свою комнату, чтобы одеться, перед тем как разбудить детей.
Вопреки ожиданиям, тете Джейн, которая накануне вечером чувствовала себя лучше, чем сестра, ночью стало хуже, и утром она была не в состоянии встать с постели. Миранда ворчала не переставая все время, пока совершала свой торопливый туалет, возлагая на весь свет вину за те несчастья, какие она перенесла и какие ей предстоит перенести в этот день. Она даже обрушилась с критикой на миссионерский совет за то, что он направил Берчей в Сирию, и сообщила, что, по ее беспристрастному мнению, тем, кто едет в чужие земли с целью спасать язычников, следовало бы оставаться там, а не слоняться без дела по свету с кучей ребятишек, посещая людей, которые не желают принимать их у себя и никогда не приглашали.
Джейн, огорченная и обеспокоенная, лежала в постели с жаром и головной болью, с тревогой думая о том, как сумеет сестра справиться без нее.
Миранда прошаркала через столовую, на ходу повязывая голову платком из страха перед сквозняками. Она намеревалась развести огонь и затем позвать вниз Ребекку, заставить ее работать и попутно сообщить несколько прописных истин относительно того, как правильно представлять семью на собраниях миссионерского общества.
Она открыла дверь кухни и остановилась в изумлении, озираясь и спрашивая себя, не забрела ли она по ошибке в чужой дом.
Шторы были подняты, в плите гудел огонь, чайник пел и булькал, выпуская клубы пара, а в его внушительных размеров носик была вставлена половинка листика почтовой бумаги с нацарапанным «Поклон от Ребекки». Вода в кофейнике кипела, чашка с отмеренным молотым кофе и тарелка с битой яичной скорлупой[27] стояли рядом. На деревянном подносе лежали холодный вареный картофель и кусок солонины, а на ручку ножа была нацеплена вторая записка со словами «Привет от Ребекки». Черный и белый хлеб были выложены на стол, а также подставка для гренков и пончики, с молока сняты пенки, и масло принесено из молочни.
Миранда стянула с головы платок и упала в кресло, чуть слышно восклицая:
— Второго такого ребенка не сыщешь! Клянусь, она целиком Сойер!
И хозяева, и гости показали себя с лучшей стороны и замечательно провели день и вечер, и даже у Джейн хватило благоразумия поправиться, вместо того чтобы почувствовать себя хуже и портить общую радость. Берчи уезжали, выражая искренние сожаления, а «маленькие миссионеры» утопали в слезах и клялись Ребекке в вечной дружбе. Прощаясь, она вручила им стихотворение, сочиненное ею перед завтраком.
Легко догадаться, что визит миссионеров в Риверборо не остался без довольно далеко идущих последствий. Сами мистер и миссис Берч вспоминали о нем как об одном из наиболее приятных событий их полугодового пребывания на родине. Для жителей Риверборо он послужил темой очень оживленных дискуссий, с доводами, опровержениями, предположениями, убеждениями, воспоминаниями и пророчествами. Дьякон Милликен пожертвовал десять долларов на обращение сирийцев в конгрегационализм,[28] и миссис Милликен даже захворала ненадолго из-за такой необдуманной щедрости своего мужа.
Было бы приятно утверждать, что начиная с этого дня Миранда Сойер стала совершенно другой женщиной, но этого не случилось. Дерево, которое росло криво двадцать лет, нельзя выпрямить в мгновение ока. Не подлежит, впрочем, сомнению, что хотя внешняя перемена была незначительна, она тем не менее существовала, и Миранда была менее сурова в своем отношении к Ребекке, менее критична в своих суждениях о ней и питала больше надежд на то, что та в конце концов получит спасение души. Причиной тому главным образом было неожиданно открывшееся ей обстоятельство: Ребекка все же унаследовала кое-что и от Сойеров, вместо того чтобы принадлежать умом, телом и душой к презираемой породе Рэндлов. Все, что было интересного в Ребекке, все, что свидетельствовало о силе, способности или таланте, впоследствии проявившихся в ней, Миранда приписывала воспитанию, полученному в кирпичном доме, и это наполняло ее честной гордостью — гордостью мастера своего дела, который добился успеха, несмотря на то что исходный материал совершенно не позволял надеяться на хорошие результаты. Но никогда, до самого конца, даже тогда, когда с угасающими телесными силами ослабла ее железная хватка и способность сдерживать свои чувства, никогда, ни разу не проявила она открыто эту гордость и ничем не обнаружила своей любви.
Бедный, пришедшийся не к месту Лоренцо де Медичи Рэндл, чьи способности принижались, кого знакомые считали смешным и никчемным из-за того, что он ничем не походил на них! Но если бы Риверборо вдруг влилось в более широкое общество, с более разнообразными и гибкими воззрениями, он был бы, возможно, единственным из всех, кто привлек бы к себе хоть какое-то внимание. К счастью для его дочери, она была наделена и некоторыми практическими талантами благодаря семье матери, но даже если бы Лоренцо никогда в жизни не сделал ничего другого, он мог бы поставить себе в заслугу то, что помешал Ребекке стать «целиком Сойер». Каким бы полным и абсолютным неудачником он ни был, он сумел щедро передать ей все, что было в нем лучшего, и осмотрительно воздержаться от передачи того, что не имело никакой ценности. Немногие отцы способны провести такое тонкое различие.
28
Форма церковной организации, при которой каждая местная церковь действует независимо, поддерживая отношения на равных с другими подобными церквами.