Думается, вы полюбите девочку с затерянной фермы, чей образ назвал «прекрасным, волнующим, убеждающим» сам король американской прозы — Марк Твен. Полюбите потому, что увидите в ней то же, что увидели и чем были покорены великие мастера слова: врожденную доброту души, умение сострадать, а если надо — бесконечно терпеть и прощать. А главное, увидите, чем за это благодарит Судьба.
Глава I. «Нас семеро»
Вдоль пыльной дороги, ведшей из Мейплвуда в Риверборо, с грохотом мчался старый почтовый дилижанс. Дело было в середине мая, однако погода стояла словно в самом разгаре лета, а мистеру Джеремии Кобу, как ни жалел он своих лошадок, все же нельзя было забывать, что он везет почту. Дорога была холмистая, и на спусках наш возница обычно ослаблял поводья, откидывался назад и выставлял ногу вперед. При этом он надвигал на самые глаза затрепанную фетровую шляпу с полями и закладывал за щеку табачную жвачку.
Помимо почты, мистер Коб вез еще пассажирку — черноволосую, маленького роста девчушку в ситцевом платье с блестками и буфами. Легонькая и от природы непоседливая, она соскальзывала на кожаном сиденье то в одну, то в другую сторону, хоть и старалась изо всех сил удержаться посредине сиденья, упираясь ногами в пол, а затянутыми в простенькие перчатки руками — в стены дилижанса. Поскольку дилижанс чересчур часто то проваливался в колею, то подпрыгивал на камнях, маленькая путешественница все время ерзала на сиденье, роняла на пол свою смешную соломенную шляпку и при этом изо всех сил старалась держать ровно розовый зонтик, словно это было самое важное и ответственное из возложенных на нее дел. Помимо зонтика, в центре ее внимания был бисерный кошелек. Она расстегивала его всякий раз, когда дорога шла ровно, и удовлетворенно отмечала, что содержимое не пропало и не убыло.
Все эти мелкие детали были безразличны мистеру Кобу, который считал своим долгом лишь доставлять людей в пункт назначения, отнюдь не заботясь, насколько им хорошо и удобно. Он совершенно забыл о существовании маленькой пассажирки.
Когда Джеремия выходил утром из почтового отделения в Мейплвуде, к нему направилась женщина; она спросила, где тут почтовый дилижанс, отправляющийся в Риверборо, и не его ли зовут мистером Кобом. С женщиной была девочка лет десяти или одиннадцати, на вид ей можно было дать еще меньше. Мать помогла ей усесться в дилижанс, поставила рядом с дочкой сверток, положила букетик сирени и, наконец, расплатилась за дорогу, тщательно пересчитав заодно серебро в своем кошельке.
— Будьте любезны, пожалуйста, отвезите ее к моим сестрам в Риверборо, — попросила она. — Вы случайно не знаете Миранду и Джейн Сойер? Они живут в кирпичном доме.
Еще бы ему было не знать сестриц Сойер! Слава богу, он их знал как облупленных.
— Ну вот, ей нужно к ним, они ее ждут. Вы, пожалуйста, последите за ней. А то она имеет привычку по дороге заговаривать с людьми, заводить всякие знакомства, приглашать в гости. Такой уж характер. Ну, до свиданья, Ребекка. Смотри, не натвори чего-нибудь. Сиди смирно. Постарайся не испачкаться. Не мешай мистеру Кобу. — Знаете, она очень эмоциональная. Мы выехали вчера из Темперанса, переночевали у моей кузины — она живет в восьми милях отсюда — и сегодня утром…
— Ну все, мамочка! Не беспокойся, пожалуйста. Я ведь не первый раз еду.
Женщина усмехнулась и объяснила мистеру Кобу:
— Теперь она считает себя великой путешественницей и гордится этим.
— Ну, это же в самом деле было настоящее путешествие, — своенравным тоном вставила девчушка, — мы заперли ферму, уложили завтрак в корзину, а потом ехали и везли с собой ночные рубашки.
— Только не надо сообщать целой деревне про то, что мы делали, — сказала мать, прерывая пространное объяснение «опытной путешественницы». — Я же тебя предупреждала, — прошептала она, напоследок призывая к дисциплине, — что не следует говорить про ночные рубашки, носки и про… про другие подобные вещи, тем более говорить громко, когда вокруг столько людей.
— Знаю, мамочка, знаю! И больше не буду. Но только я хотела сказать… — Тут мистер Коб присвистнул, натянул поводья, и лошади плавно тронулись своим привычным путем.