Отброшенные к реке басмачи пришли в себя. Нашелся кто-то, сумевший навести порядок. По нескольку человек начали перегруппировываться, концентрируясь перед второй атакой. Подтягивались грамотно. Одни бегут, вторые прикрывают, временами постреливая в сторону стены. Неприцельно, но неприятно. Где-то неподалеку хлестнул выстрел СВДшки. Перебегавший от камня к камню басмач в рваном камуфле дернулся всем телом и ткнулся лицом в песок, неловко подогнув ногу. Остальные заполошно заметались. Еще два выстрела. Развороченное плечо, вой. Второму повезло больше. Умер сразу.
— Лайма Пушистику! — почему-то шепотом сказал Верин в гарнитуру рации.
— Да, милый?
— Ты шалишь?
— А кто еще? — динамик на наушнике был хорошим. Даже с перебором. Слышно все.
— Жена моя, — объяснил Верин Урусову. — Литовская снайперша. Прынц говорит, лучшая в мире.
— Батальон «Белые колготки», — недобро ухмыльнулся Урусов, процитировав очередную киноклассику. — Теперь им точно звиздец. А чем таким жена твоя стреляет? «Дум-дум» на коленке мастерите?
— Заводского производства. Экспансивные. Таких больше всего оказалось. Бронежилетов ахмадовцы не носят, а с такими и козлов стрелять можно.
— Горных и дурных, — продолжил мысль Верина Олег.
— Ага.
Щелкнул очередной выстрел. Андрей одним глазом глянул. Лежащих стало четверо. И подранок больше не дергался. Ушел в Края Вечной Охоты.
— Насчет всяких козлов. Олег в двенадцатом году такой пулей Бодхани руку отстрелил.
— Так это он? — Урусов удивляться еще не разучился. Но к тому шло.
— Он. У Бодхани к Ирбису большой счет. Братец еще. Старшенький. Тогда, в кишлаке. К тебе, кстати, тоже вопросы имеются. Сынка ты ж приголубил!
— Двоих. Но второй, скорее, Санькин, — не стал присваивать чужую славу капитан. — Я так, патроны подносил.
Урусов перекатился поглубже за камень, сел поудобнее и отхлебнул воды из пластиковой баклажки. Винтовочный огонь резко усилился. Работала не только Лайма, но и еще человека четыре точно. А может и пять. Грохот стоял как на стрельбище.
Неожиданно взвыли, захлебываясь злобой, пулеметы. Капитан снова высунулся. И выругался. Пропустил самое интересное… Басмачи рискнули. Но, похоже, сказалось благотворное влияние ДШК. С полсотни выживших бежало обратно к реке. Остальные остались лежать на камнях.
— Смотри!
Андрей присмотрелся в сторону, куда указывал Верин. Ниже по ущелью поднимались маленькие фигурки. Быстро поднимались. Бегут, что ли?
— Олег же говорил, Дивизия только к вечеру подойдет, — ничего не понимающим голосом сказал Алексей и оглянулся в поисках оптики.
— «Ребенки» это. С вечера бежали. Слава богу, удалось связаться, — отозвался выглядевший слегка ошеломленным Олег и протянул Урусову бинокль, — Но Борька удивил. Он с ними!
— Что? — спросил Леха, — как с ними? Капитан, ты что с людьми делаешь?!
— В смысле? — не понял Урусов. — Ничего с ними не делаю. Убиваю иногда, это да. Так я их с детства не люблю.
— Борька, бегущий за старшими «ребенками»! — восхищенно сказал Верин. — Мир сошел с ума! Так не бывает. «Ребенков» догнать… — Алексей изумленно хмыкнул.
— Потом поудивляемся, — прервал хвалебную оду Олег, — матюгальник взяли?
— Неа… А нахрена он нам был?
— Тоже верно. Алябьевские есть? — заорал Юринов.
— Есть, как иначе! — отозвались от ближайшей точки.
— Частоты Ахмадова помните?
— Обижаешь, гражданин начальник! — хмыкнули невидимые связисты. — Уже вызываем.
— Баши! — подбежал к Ахмадову связист. — Связь есть!
— Кто? — удивился Бодхани.
— Не знаю, баши! — пожал плечами джигит. — Кто-то вышел на связь на УКВ. Требуют лично Вас! Голос незнакомый, — и зачем-то уточнил, — у нас так не говорят.
— Давай!
Бодхани буквально вырвал рацию из рук радиста. Сказать, что баши был зол, не сказать ничего! Баши был разъярен. И напуган, чего уж скрывать от самого себя…
Весь вчерашний вечер безуспешно пытались связаться с Айни. Шабдолов тоже упорно молчал. Сначала особого беспокойства не было. Безотказной техники не бывает. Да и горы… Но молчание продолжалось до утра. И это пугало.
А утром…
Мутарбек ночевал на перевале. С той стороны никого не было, кроме беглого уруса. Ну хорошо, пусть это был не урус. Он был один — это главное. И больше никого! Над каньоном выставили дозоры. Десять человек на перевале и пять над каньоном! Где они? Какой шайтан заминировал все вокруг?! И почему так упорно лезут воспоминания то о проклятом руднике, стоившем руки, то о взрывах в ночном Сангистане? И почему, шайтан их возьми, молчит Айни? Наконец кто-то откликнулся.
— Баши Ахмадов.
— Салам алейкум, Бодхани, — раздался в динамике незнакомый голос, — говорят, у тебя есть ко мне какое-то дело?
— Ты кто? — спросил Ахмадов, уже знающий верный ответ.
— Тот, кто прислал тебе посылку. Ты не внял предупреждению. Это большая ошибка.
— Что ты хочешь?
— Подкинуть тебе ин-фор-ма-цию, — неизвестный выговорил слово именно так, как в своё время говорил сам Бодхани, торгуясь с «языком». — Но не считаю нужным вызывать людей Ирбиса.
— Говори, — Ахмадов стиснул рацию так, что казалось, еще немного, и маленькая черная коробочка рассыплется под побелевшими пальцами.
— Во-первых, Ахмет Шабдолов мертв.
— Ты думаешь, что огорчил меня?
— Вряд ли, — ты же на это рассчитывал. Даже готов был пожертвовать всей его армией. Это получилось. Огорчит тебя то, что они так и не увидели врага.
— Это всё?
— Что ты, это только начало. Во-вторых, Айни не выйдет с тобой на связь. В городе сейчас Шамсиджан Рахманов. Шахристан осадили педжикенцы. Хватит радостных новостей? Или баши хочет еще ин-фор-ма-ции?
— Я вернусь и выбью из этих шакалов мозги! Они слишком много о себе возомнили!
— Держи свой гнев при себе, баши, — насмешливо сказала рация, — ты не сможешь добраться до своих врагов. По ущелью идет Дивизия. Анзобский туннель захвачен.
— Ты врешь! Анзоб невозможно взять! Особенно туннель!
— Я никогда не вру, Бодхани, — и до того не слишком добрый голос переполнился сталью. — Ты это знаешь. Вчера на рассвете охрану Анзобского туннеля вырезали до последнего человека. От южного входа до кишлака Зиморг. До рубильника никто не добрался.
Бодхани растерянно молчал, пытаясь собраться с разбегающимися мыслями.
— Но и это еще не всё. Те, кто работал Анзоб, через час придут сюда. Это оросы, баши. Они не берут пленных. Совсем. У тебя есть только один шанс выжить. Сложи оружие до их прихода.
— Ты… Это ты убил моего брата? — от гнева голос баши срывался на визг.
— Я. Зарезал как последнюю свинью. И руку тебе отстрелил тоже я. То, что заменяло мозги Тимуру, вышиб мой друг. Но это не значит, что я даю плохие советы. Один раз мои слова прошли мимо твоих ушей. В результате баши Ахмадов потерял второго сына. Стоит ли повторять ошибку раз за разом?
Мутарбек… Пальцы снова сжали рацию, откуда несся ненавистный голос. Корпус затрещал, но выдержал.
— Ты убил Мутарбека? — прохрипел Бодхани.
— Нет. Моя дочь. Он решил обидеть девочку. Что оставалось делать ребенку…
— Кто ты такой?
— Какая разница? Сейчас важнее, что я всегда держу слово.
— За что ты убил моего брата? Моих сыновей? Кто ты???
— Хорошо, я удовлетворю твоё любопытство, баши, — устало сказал невидимый собеседник. — Таковы Правила. Твои родственники нарушили их и умерли. Ты тоже пытался это сделать. Но не сумел. Поэтому отделался только искалеченной рукой. Хочешь сделать еще одну попытку, баши? У тебя отросла лишняя голова?
— Ирбис? — наконец озвучил отгадку Бодхани.
— Можешь называть так. Или Иблисом. Еще можешь звать Рустамом. Аджаха тоже входит в список моих имен. И Аллах, если это тебе всё еще интересно. Имен — много. И они не важны. Важно, что я устанавливаю Правила. Которые. Нельзя. Нарушать. А буду ли я милосердным, зависит только от тебя.