— Поберегу подвеску, — объяснил он. — Обошлось, вроде.
— А что было-то? А то я начало проспал.
Чистить автомат в скачущей по разбитой дороге машине — дело трудное, но при определенном навыке вполне выполнимое. Главное — следить, чтобы «таблетка» от боевой пружины в окно не улетела.
— Да как обычно. Приехали, вырезали пост. Уроды узбекские проспали. Афганцы поставили пару джипов на дороге, типа обломались. Как мы проехали — давай стрелять в спину. Рассчитали, если уйдем — за помощью к посту бросимся. Только эти мутанты береты свои не снимают никогда. То ли не понимают, что это примета, то ли религия не позволяет. Старых душманов мало осталось. Выбили. А молодые — дурные.
— Им думать западло, — усмехнулся Борис.
— Может и западло, — легко согласился Дамир. — Кто знает, что там в голове, кроме мозгов? А ты здоров спать. Я по первым гранатой засветил, ты даже не проснулся.
— А заранее разбудить? Сам же говорил, после Байсуна…
— Вон он, Байсун! Только появился. От того поста километров двадцать. Надо было тебя в Дербенте будить, да кто ж знал. Пуштуны вкрай обнаглели.
Впереди показался поселок. Взвизгнули тормоза, и «Нива» остановилась у сооружения, как две капли воды похожего на разгромленный блокпост.
Дамир высунулся и закричал что-то по-узбекски. Разморенный жарой часовой, больше похожий на китайца, чем на узбека, лениво ответил. Посланник выскочил из машины, резко выдернул из рук азиата газету, которой тот обмахивался, и ткнул под нос пайцзу. Узкие глаза уставились на пластинку, как на послание из Джанахама. Через секунду над блокпостом повис оглашенный вой.
Из небольшого кирпичного здания, отведенного под дежурку, выбрался толстый лейтенант, неторопливо подошел к часовому и так же неторопливо заговорил. Даже не зная языка, только по недовольному лицу, усыпанному бисеринками пота, можно было поднять, что офицер крайне недоволен теми, кто заставил оторвать задницу от обильного дастархана.
— Дамир, проблемы? — решил влезть в общение на узбекском Борис, не понимая ни слова, но по интонациям чувствуя, что дела идут не в ту сторону.
Лейтенант злобно посмотрел на сержанта и перешел на русский:
— Старшый сэржант урусской армыи? Ты нэ урус. А он нэ от Ирбиса! Вы оба агэнты пуштунов!
— Смирно!!! — заорал Борис прежде, чем понял, что делает. — Ты как, млять, разговариваешь с кровным братом Умида-баши?! Совсем службу забыл, помесь павиана с неандертальцем?! Уши, на хер, отрежу и сожрать заставлю, ушлепок гребанный! Ты у меня землю глазницами жрать будешь, ишак доисторический! Быстро тревогу поднимай, млять, пока я из тебя таракана не сделал, жирный баран! Пулей, млять, петух пробитый!!!
На лейтенанта фраза произвела неизгладимое впечатление. У бедняги даже акцент испарился:
— Извините, уважаемый… сейчас всё будет сделано, уважаемый… две секунды, уважаемый…
Он повернулся и начал что-то кричать в сторону дежурки. От КПП ему робко отвечали, но больше никакой реакции не наблюдалось.
— А ну, сука, ноги в зубы, и пинать своих баранов! — Борис ботинком придал жирдяю дополнительное ускорение.
Тот сделал два шага вперед, с трудом удержал равновесие и одышливо потрусил в сторону дежурки. Через несколько минут оттуда стали выскакивать бойцы и начали занимать позиции.
— Поехали, — сказал Дамир. — Сами разберутся. А ты молодец, мне понравилось.
— Папин метод, — вздохнул Юринов. — Он говорил: «они еще лет сто будут помнить „Старшего Брата“.» Да и вообще, старший сержант, орущий на офицера — это у нас в крови. У всех, кто из бывшего Союза. Хоть он восемь раз узбек.
Таджикистан, Душанбе
— Товарищ полковник, к вам капитан Махонько!
— Пусть заходит, — сказал Рюмшин секретарю и перевел взгляд на вошедшего разведчика, — что нового, мастер РЭБа?
Вошедший капитан на подколку внимания не обратил ни малейшего. И чуть ли не от двери начал доклад:
— В течение последних суток удалось перехватить большое количество переговоров. Раньше эти рации не фиксировались. Совершенно незнакомые люди. Предположительно, перехватываем далеко не всё, грамотно работают. Могли бы и вообще прозевать, но очень высокая интенсивность радиообмена.
— О чем говорят?
— Неизвестно.
— Что, шифр не можете расколоть?
— Они говорят открытым текстом. Язык неизвестен.
— В смысле, «язык неизвестен»? — удивился полковник. — У тебя же целый институт языковый есть. Пусть колют.
— Ну, не институт, только кафедра языкознания. Уже пашут.
— И что?
— Сначала думали — французский. Выговор похож. Но ни одного слова опознать не удалось. Привлекли профессуру. Удалось выделить небольшое количество слов, возможно, из испанского и иврита. Совпадают ли значения — неизвестно, этих слов не более десяти процентов. Остальные слова принадлежат языкам, нашим экспертам не знакомым. Но они утверждают, что примененных языков не менее трех. Причем русские, таджикские и узбекские слова практически отсутствуют. Как и местные топонимы.
— То есть, язык, составленный из пяти других? — уточнил полковник.
— Минимум пяти. Может, больше. Плюс французский выговор и неизвестно какая грамматика. Расшифровать нереально. Годы уйдут! — развел руками Махонько.
— И какая от перехватов польза? Если ни хера понять не можем?
— Само появление подобных переговоров настораживает. Не было, не было и вдруг… С какой радости? Не бывает так. Переговоры сопутствуют какой-то деятельности. Получается, раньше не велась, а теперь появилась. Но мы этой деятельности в упор не видим. Получается, чья-то разведка активизировалась.
— Когда началось? — напрягся Рюмшин.
— Как сына Ахмадова убили. Первую передачу мои перехватили как раз перед «сливом» от анонима.
— Еще интереснее… — полковник задумчиво крутил карандаш. — Считаешь, одни и те же люди?
— Не исключено.
Дверь открылась. Вошел Пилькевич. В неизменном старом комке, с облупившимся пластиковым шевроном МЧСа на плече.
— Разрешите?
— О! Андрей, очень кстати! — обрадовался нежданному визиту заместителя комдив. — Как тебе нравится? После смерти очередного Ахмадова появилась новая группа. Говорит на смеси всех языков мира. Могут это быть твои гипотетические альпинисты?
— Хм… — бывший спасатель почесал затылок, сбив кепку на лоб, — Они обычно на русском разговаривают. Ну и русском командно-строительном. Какие языки в смеси?
— Французский, испанский, иврит, и еще минимум три неизвестных. В основе — что-то из неизвестных.
— Литовского нет? — Пилькевич посмотрел на Махонько.
— Кто ж знает, товарищ полковник!
— Так узнай! Прибалтов всегда много по горам ходило. И любые языки народов бывшего СССР. Вплоть до якутов. А раз французы с испанцами есть, могут еще и баски какие затесаться…
— Где ж я столько филологов достану?!
— А это уже твои проблемы, капитан! — ехидно заметил Рюмшин, — Кто у нас разведка? Так что, Андрей, твоя версия получает новые подтверждения?
— Притянутые за уши, — поморщился Пилькевич. — Но получает. В общем, какая-то хорошо замаскированная сила в Зеравшане есть. И она резко активизируется. Скоро что-то будет. Серьезное. Заодно, подозреваю, и многие непонятки пропадут.
— Вот и я так думаю. Объявляем повышенную боевую. Хорош ребятам яйцы чесать.
Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд
Станислав Белозеров (Малыш)
Работы предстояло немного. Всё было подготовлено очень давно. Сейчас оставалось лишь довести последние штрихи: заложить в заранее подготовленные места взрывчатку, провести провода, да тщательно скрыть все следы. И то, в основном, ниже «зоны недоступности». Точнее, не зоны, а той линии, за которой посторонний будет наказан.