— Почему же? Существуют. Но если мы хотим закончить миссию, не нужно привлекать к себе внимание. Милосердие нынче не ценится.
— Неужели им ничего не изменить? Неужели все женщины так покорны? — Рик сам не знал, что хочет услышать в ответ. — Они обречены стать нашими без боя?
— Почему же? Всё всегда можно изменить, мой милый друг. Даже после смерти у людей есть шанс на перерождение.
Глава 4. Раздвинь ноги
Серое двухэтажное здание спряталось за тенью сосен. На окнах второго этажа виднелись белые шторки, остальные закрывали пожелтевшие листы бумаги. Они то и дело убирались растерянными обитателями, спешащими продемонстрировать плоды своих мучений.
Потрескавшаяся плитка, пожелтевшие из-за протекшей крыши стены, ржавые умывальники и потертые кресла. По коридорам сновали угрюмые люди в зеленом, еле передвигая ногами, ходили скукоженные роженицы, кричали сморщенные младенцы. Персонал пил чай, тихо обсуждая новости.
— Людка вчера родила! Тройное обвитие было. Алексеев хорошо сработал. У малого 8/9 по Апгар.
— Не верится даже.
— Так и было! Недаром же говорят, что у нас лучшие врачи.
— Врачи хорошие, только платят мало. Как бы в частные клиники все не ушли.
— Ты чего? — Лиля испуганно посмотрела на подругу и трижды постучала по столу.
— Чего стучишь? Он же пластмассовый, — усмехнулась Оля. — Всё, что может позволить себе наша клиника.
На столе зазвонил телефон. Лиля подскочила на месте, расплескав на халатик остатки чая.
— Вот черт! — возмутилась она, хватая с досадой трубку. — Да. Угу. Поняла. Как часто? Нет. Не волнуйтесь. Скоро. Куда выезжать? До свидания.
— Новенькая?
— Да. Первородка.
— Хорошо. Люблю, когда новенькие приезжают. Они такие смешные, растерянные. На котят похожи, которых оторвали от мамкиной сиськи. Как мыши из анекдота — сидят такие, а глаза огромные.
— Языками чешете? — строго спросила подошедшая грузная Алевтина Эдуардовна.
— Да что вы такое говорите, баба Аля! — наигранно возмутились Лиля и Оля.
— Какая я вам баба? — закричала Алевтина. — Мне до бабы еще ого-го сколько нужно, малолетки невоспитанные, — загудело в головах девочек, а Алевтина, суровым кораблем, поплыла навстречу новенькой.
— Кто тут у нас?! — нарочито приветливо выкрикнула женщина.
— Я, — растерянно прошептали ей в ответ.
— Кто я? Фамилия как твоя?!
Эдуардовне не было сегодня дела до фамилий, чужих страданий, церемоний и задушевных бесед. У неё была своя миссия — узнать, что собой представляет роженица. Подойдёт ли она для нужного дела? "Дохлый номер", — взгрустнула гинекологиня, теряя остатки хорошего настроения.
— Ложись! — нетерпеливо скомандовала доктор. — Чего так все запущенно? Из деревни что ли пожаловала? — вежливость из Алевтины текла рекой. — Ты еще разревись! Вот глупые роженицы пошли. Запомни, женщина — не матка на кривых ножках. Бабы должны уметь пользоваться умом, а не одними дырками, — несло Эдуардовну. — Вперед к девочкам!
Глаза молодых медсестер были настолько злыми, что, казалось, если чуть-чуть замешкаться, тебя мигом приставят к стенке и расстреляют нечеловеческим негодованием. Боже, сколько эти стены прочувствовали прикосновений. О них облокачивались дрожащими спинами, трогали потными ладошками, упирались бледными лбами. Унылый коридор видел столько боли, сколько просто не мог выдержать.
Только на втором этаже акушерки ходили с добрыми лицами. Тут солнце светило ярче, дышалось свободнее, боль переносилась легче. Или так думали девочки, которые лежали внизу.
— Какие трусы?! — доносилось из-за двери. — И что? Ты что, бестолковая?
— Мда, интересное место, весьма горячее — пробормотал Рик, вспоминая облизывания Сэта и посматривая на скрученных девочек.
— Начнём! — приказным тоном скомандовала Аля. — Ноги хорошо раздвинь! Чего я там не видели? Больно? Трахаться мы хотим, а боль терпеть не научились! — язвила сердитая женщина.
"И эта не подойдет", — подумала Алевтина и отрешенно продолжила. — Скоро родишь. Первый раз? Не проблема. Отказываешься от стимуляции?! Ладно, тогда сама рожай, если тебе всё равно на ребенка. Ну, задохнется, так нового сделаешь. Зато без стимуляции справишься.
В маленькой комнате, на продавленной кровати, полулежали женщины. Они смотрели в окно, силясь разглядеть за бумагой знакомый мир. Но для них он не будет прежним. Как жить с чистой душой, если ты изнасилован? Изнасилован так извращенно, что в этом неловко признаться