Женщина залезла под кровать, на которой недавно лежала Кира. Она говорила, что тело само подскажет, как лучше.
— Вы же обратились к врачам, — пыталась вразумить Марию Алевтина Эдуардовна. — Значит, нуждаетесь в нашей помощи.
— Я нуждаюсь только в Божьей поддержке, — ответила Мария. — А сюда меня муж привез. Я же не могу идти против воли мужа!
Новая схватка скрутила худенькое тельце. Мария завыла, Оля нервно засмеялась. О, картина была жутковатой. Оля истерила, Алевтина Эдуардовна сидела на корточках и говорила с кем-то под кроватью, а оттуда — вой вперемешку с молитвами.
Юрий вспомнил, как недавно говорил о числе пять, связаном с интеллектом. Практикант слегка улыбнулся от облегчения. «Нет. Пятой смерти сегодня не будет. Здесь разумом и не пахнет», — подумал Юрий и пошел за успокоительным.
Принимать таблетки Мария тоже отказывалась. Она ползала по полу, не выходя из своего заточение. Бриться, мыться не согласилась. Что-то говорила о душе. Как клизма и станок могут повлиять на душу ребенка, Алевтина Эдуардовна не знала, а уточнять не хотела.
Врач переговорила с мужем Марии по телефону, только разговор получился коротким. После этого Алевтина велела Оле и Юрию покинуть палату, чтобы не раздражать неадекватную даму, но долгие разговоры привели к капитуляции — Мария выползла из убежища, держа в одной руке подозрительную книгу, а во второй — огромные хлопковые трусы. Первый раунд — за опытной Алевтиной. Но от этого легче не стало. Мария отказалась от фитбола, шведской стенки и металась по комнате, как пес в агонии.
— Алевтина Эдуардовна, вам звонят. Говорят, что срочно — сообщила влетевшая в палату Оля, с интересом посматривая на новенькую.
— Кто?
— Я не поняла! Если судить по голосу, то, вроде, важная птица.
— Хорошо. Иду уже, — буркнула Эдуардовна нерадивой медсестре. — Никуда не уходите, — обратилась Алевтина уже к Марии. Просьба звучала слегка нелепо, но видя, как женщина активно бегает взад-вперед, легко можно представить, что она за день возьмет Путь Иакова, если решит покинуть роддом. Врач поспешно вышла в коридор. Она тихонько прикрыла дверь и приложила ухо к беленому дереву.
— Тихо. Вот и славно, — умиротворенно прошептала Алевтина. Деловито покачивая бедрами, Аля поплыла на первый этаж. Там ее ждал разговор и неожиданный жизненный поворот.
— Слушаю.
— Здравствуйте. Алевтина Эдуардовна? Это следователь Моисеев.
— Да. Следователь? Что-то случилось?
— Случилось, — сухо ответил Моисеев. Дорофеева у вас рожала?
— Дорофеева? А, Эви Вячеславовна? Рожала, только не совсем удачно все вышло.
— Это точно. Неудачно. Умерла она вчера.
— Кто? Тогда же мальчик родился. Только он еще неделю назад умер. Или… Ой, Господи!
— Вот именно. Сама Дорофеева умерла. Повесилась она.
— Какое горе! — искренне сокрушалась шокированная Алевтина Эдуардовна, но не могла до конца понять, зачем ей сообщают такие вещи. Неужели родственники имеют претензии к роддому, а еще чего хуже — к ней самой?
— Я чего звоню, — продолжил Моисеев, словно услышал мысли Алевтины. — Она здесь такого понаписала, что волосы дыбом.
— Где понаписала? — глупо переспросила врач.
— Понимаете, книгу писала. Я так понимаю, как в фильмах говорят, по реальным событиям.
— Что-то такое припоминаю, — ответила ничего не понимающая Алевтина, она действительно не раз видела в руках Эви небольшой блокнот.
— Так вот. Там на вас целое досье написано. Как вы обращались с девочкой, насколько жестоко осматривали ее, унижали.
— Но это неправда! — возмутилась обиженная Алевтина. — Я ей жизнь спасала после третьего роддома. Они там с ума все сошли — прокапывали бедняжке…
— Гинипрал. Я все знаю. Читал уже. Они тоже ответят. Только вот ребенка раньше времени не они доставали. Что ж вы, Алевтина Эдуардовна, рожениц против их воли режете?
— Так нужно было! — сокрушалась Алевтина. Иначе оба бы погибли: и малыш, и Дорофеева.
— Впрочем, так и случилось.
— Я понимаю, но я не виновата в этом, — сердилась врач. — Все делалось с разрешения Эви. У меня есть документы.
— Документы, — хмыкнул мужчина. То есть, вы не обзывали других врачей кретинами, не шпыняли всех, не нагнетали обстановку, крича о смерти Дорофеевой.
— Говорила. Шпыняла. Она же действительно могла умереть!
— А издевались зачем? Почему руки по локоть в женщину с кровотечением пихали и зачем пробили пузырь? Ведь Эви Вячеславовна просила остановить родовую деятельность, а не стимулировать ее.